Сейчас я сама могла нарисовать парочку гравюр, пусть и не таких качественных. Меня клонило в сон, от развешанных по стенам таблиц веяло неизъяснимым ужасом, и, увидев разложенные на столе билеты, я отчетливо поняла, что сейчас завалю экзамен и отправлюсь паковать вещи. «Папа, папа, здравствуй, папа! Я к вам насовсем!»
— Тяните билет, адептка Ясица, — вздохнула госпожа Ламмерлэйк. Похоже, у нее уже не осталось иллюзий касательно моих талантов.
Я обреченно посмотрела на нее и ткнула пальцем в ближайший листок.
— История алхимии, — глядя мне в глаза, сказала магичка. — Ранние алхимические школы. Философская подоплека, символика и инструментарий.
— Фу-ух, — облегченно вздохнули на заднем плане.
Кажется, это был Келлайн, который, как все нормальные адепты, боялся истории предмета пуще самого предмета. Это был первый билет, состоявший из одного-единственного вопроса, но весь курс был готов отвечать на три вопроса плюс практика — лишь бы избежать разговора о зеленом драконе, трансмутации духа и Философском Яйце.
Я недоверчиво схватила листок и всмотрелась в расплывчатый шрифт. Что?! Да не может быть!
Госпожа Ламмерлэйк наблюдала за мной с очень странным выражением лица.
— Адептка Ясица, — наконец произнесла она. — Вы знаете, что я никогда этого не делаю, но… У каждого есть предел возможностей. Если желаете, можете взять любой другой билет.
— Нет! — воскликнула я, пылко прижимая драгоценный листок к груди. — Ни за что на свете!
Алхимичка изящно приподняла брови.
— О? — только и сказала она.
— Ага, — неизящно подтвердила я, чувствуя, что расплываюсь в счастливой улыбке. Меня прямо-таки распирали полученные накануне знания.
Я прихватила пять или шесть дополнительных листов пергамента и села за переднюю парту. Гравюры, говорите. Символы, говорите.
Нет, шести листов определенно будет недостаточно…
Оставался только один экзамен, и то профильный. И у меня был заготовлен коварный план.
В прошлом семестре, готовясь к очередной практике по истории, я вычитала в анналах Академии, что у адепта, претендующего на высший балл, есть одна особая привилегия. Он может потребовать у преподавателя право ответить на все экзаменационные вопросы — и преподаватель не может ему в этом отказать. Как там говорила Лерикас? «Я в своем праве»? Держитесь, магистр Рихтер; вы хотели, чтобы ваша студентка занималась делом, вот она им и занялась!
Ничто так не радует человека, как мелкая пакость, сделанная ближнему. Утром в день экзамена я проснулась с прекраснейшим настроением. В зачетке красуются две пятерки, стипендия, заметим, повышенная, практически в кармане, меня ждет самый настоящий триумф, а магистра Рихтера — воистину тяжелый день. Я заранее предвкушала, как расскажу любимому преподавателю содержание трехсот пятидесяти восьми книжек из списка дополнительной литературы и непременно упомяну о том замечательном свитке, в котором жило привидение с мерзким характером…