Парировать Зираку было нечем. Уж кем-кем, а женщиной он точно не был. Магистр Ламмерлэйк переглянулась с магистром Дэнн и ласково, как к тяжелобольному, обратилась к бестиологу:
— Марцелл, вы совершенно правы, коллега Зирак не знает, что такое женщина. Не спорьте, Зирак, это вопрос принципиальный. — Гном, открывший было рот, закрыл его, но на бестиолога смотрел по-прежнему нехорошо. — Зато я это знаю пре-вос-ход-но. И как специалист в данной области смею вас заверить: проблем с Яльгой будет значительно меньше. Больше всего сейчас она будет стараться не подвести мужа, оказаться взрослой и серьезной. Вспомните, дети всегда к третьему курсу становятся взрослее и ответственнее. Как правило, основные шалости заканчиваются к концу четвертого семестра. Вы сталкивались с этим уже не единожды!
Магистр Назон хотел было возразить, что со студенткой Ясицей — тьфу ты, уже Рихтер! — он сталкивается в первый и, хочется верить, в последний раз, но ему этой возможности не дали.
Рука Эльвиры мягко, но настойчиво легла ему на плечо, и Марцелл почему-то промолчал. «Интересно, — мелькнула и исчезла разумная мысль, — как она это делает?»
— И потом, вы упоминали, что вас нервирует привычка Яльги сидеть на лекциях в первом ряду.
Лишенный возможности говорить, бестиолог быстро закивал.
— Тогда вы можете читать лекции в новой аудитории. Помните, она вам так понравилась? А Эгмонт передаст Яльге наше настойчивое пожелание садиться… хм… подальше. Со слухом у нее проблем, кажется, нет, со зрением — тоже, так что этот вариант, я думаю, всех устроит. Правда, Марцелл?
На том и порешили.
3
Мы сидели на заднем ряду большой поточной аудитории. Аудитория была новехонькой, сверкавшей ремонтом недельной давности: от стен до сих пор пахло краской, а от парт — свежим деревом и лаком. Их поверхность все еще оставалась девственно-чистой — ни у кого рука не поднялась испортить ее рисунком или надписью. Хотя чесались-то руки у многих, и у меня в том числе.
Итак, аудитория была поточной, выстроенной в форме амфитеатра. Где-то далеко внизу у большой, во всю стену, доски бегал маленький, но очень деловитый Марцелл Руфин Назон. Иногда он забегал на кафедру, но долго устоять на одном месте не мог. На доске висел цветной плакат, изображавший внутреннее строение виверны. Виверна, с вывернутыми наизнанку внутренностями и совершенно целой головой, смотрела на гадов-студентов такими глазами, что хотелось стукнуть кулаком по парте и выкрикнуть что-то вроде: «Долой опыты на животных!» Даже портреты бестиологических светил, развешанные по стенам, смотрели на плакат с немой укоризной.