Ветер с одной стороны, а вьюга и борей — с другой, подобно разъяренному палачу, гонят перед собою с горных вершин и из ущелий, словно больно хлещущей плетью, кнутом, пушкой, копьем, — пыль, песок, землю, сухой навоз, мусор, выметают их из ям, бьют по стенам, срывают с земли, ударяют о скалы, ломают деревья, выдергивают травы, разрывают землю, сшибают друг с другом ветви, стены, доски, стучат, хлопают, то ударят камнем вот об этот утес, то хватят кулаком или ладонью по макушке вон той горы, лупят, колотят; и стоит лишь вдохнуть воздух или открыть глаза, обеими руками вбивают тебе в рот и ноздри целую кучу земли и песка, так наполняют, что нельзя продохнуть, забивают нос, смыкают, слепят глаза и жужжат, свистят под самым ухом, подобно пушечному ядру или острой стреле, потом повертываются обратно и так хлещут тебя в лицо, что в потемневших глазах у тебя искры сверкают; и вот ты одурел, потерялся, онемел, оцепенел, превратился в камень и стоишь, словно застывший, а твой незримый враг уже снова пустил коня вскачь, снова, пламенея огнем, стремится достичь гор и ущелий — гуляет, гремит, грохочет, гудит, скрежещет, трещит, бесится, вскидывает пену, хрюкает, ревет, трясет головой, глядит, по сторонам и наконец смолкает.
Ослепший, дрожа всем телом, потеряв рассудок, словно очнувшись от глубокого сна, ты в страхе и трепете подымаешь голову и осматриваешься: в каждом рве, в каждой яме, в каждой щели, в каждой темной дыре, там и здесь, и вдали, под деревьями, в садах, на верхушках гор, на берегах Зангу — всюду сильный огонь абрикосовых дров; яркое пламя пылает, словно огненный столб, как бы мечом разрезая ночную тьму; черный чад, густой дым, искры, яркие молнии подымаются вверх, озаряют ущелье и небо, открывают и закрывают вновь ужасающие лики черных, объятых мраком впадин, пещер с отверстыми пастями, извивающихся наподобие змей расщелин и нависающих, словно дьяволицы с выпущенными во все стороны когтями, со всклокоченными волосами, свисающими косами, обнаженным лоном и раскрытыми грудями дерев, острозубых, в ужас повергающих скал выставивших свои дьявольские лица, стоящих бесстрашно, бестрепетно, острых, торчащих плечом к плечу, щека к щеке, сливших уста с устами, распахнувших свои полные мрака пазухи, — и снова, будто в припадке безумия, набарахтавшись, наколотившись, наметавшись туда и сюда, еще поскрежетав и полязгав, сами собой смыкают глаза, умолкают, затихают бездыханные, безмолвные.
В это время, в этот страшный час, когда порою и небо начинает бушевать, крушит горы, взрывает облака, со всех сторон хлещет землю жгутами молний и дробит ее, — тогда и Зангу, ужасная Зангу, сбоку тоже шумит, ревет, слабыми руками и ногами своими нетвердыми бьет по камням, подымает водяную пыль и туман и мычит и смешивает все: завывание ветра, гром небесный, треск скал, грохот гор, гул ущелий, шум деревьев, рев пещер, стук толчеи и мельниц, гудение земли, гул домов, потрескивание стен, крик, визг, писк, лай, звонкие голоса собак, волков, медведей, караульных, петухов — со своим зычным голосом, сгущает его, вбирает вовнутрь и опять через минуту выдувает, рассеивает на тысячу сторон, снова вкладывает язык в уста гор, ущелий и скал, снова дает им дыхание, чтобы они вторили сладкому ее голосу, сопровождали его, и, предавшись своему адскому пиру, плясали, хлопали в ладоши, выжали, кричали, галдели, пировали, ликовали!