— Налево, там устроим привал, — сказала Ева и пошла в глубь заброшенного туннеля.
То ли это был резервный путь, то ли тупиковое ответвление, но никто его до сих пор не облюбовал. Даже странно: обычно в таких закутках неподалеку от станций разводят свиней или устраивают плантации.
— Удобное место для хозяйства, — поделился я мыслью с Евой, перешагивая через лужу. — Почему не используют?
— Влажность слишком высокая, — ответила она. — Пробовали, но все гниет, прежде чем дозреет.
— А свинки? Для них грязь — самое то.
— Тоже пытались. Но скотина дохла или ломала загоны и убегала прочь. Хотя флуктуаций никаких вроде нет и радиация в норме. Так и не разобрались, в чем дело.
В правой стене мелькнули прорези — свод здесь поддерживался не тюбингами, а колоннами. И сквозь щель я мельком увидел станцию. Наискосок. Лишь краешек платформы и противоположную стену, уходящую вдаль...
На соседних путях, посреди Гагаринской, горел вагон. Фанера, которой были забиты окна, уже рассыпалась угольками, и теперь пылали внутренности. Что-то потрескивало и шипело, в клубах дыма вспыхивали искры. Краска на корпусе пузырилась: белая кайма стала похожей на гнойный шрам, а синие бока напоминали кожу, А покрытую волдырями.
Но самым удивительным был вовсе не пожар в вагоне-излучателе. Пугало то, что его никто не тушил, — пламя пожирало железного монстра, а жителям до этого не было дела. Казалось бы — вопиюще, недопустимо, опасно для жизни! Но вглядевшись в происходящее на платформе, я понял, почему дикие не бросаются на борьбу с огнем.
По живому коридору из закованных в броню, шлемы и дыхательные маски наемников брели люди. Кашляя от дыма и выкрикивая злобные ругательства, целая цепочка ополченцев и обыкновенных жителей Безымянки следовала к дальнему концу перрона. Кто-то пытался прорваться через заградительный барьер и получал жестокие удары прикладами, кто-то просто обреченно топал, опустив голову и прикрыв рукавом лицо. Отдельной группой вели детей.
— Пленные, — сказал я Еве. В горле запершило от дыма. — Гкх-гкх... Город все же прорвался на Гагаринскую. Потеряли вагон, но оккупировали станцию.
Ева хмуро посмотрела в промежуток между колоннами и ничего не ответила. Просто развернулась и пошла дальше в глубь темного туннеля.
Ко мне вдруг пришло осознание. Даже не пришло, а упало и окончательно придавило прессом страха. До этого момента происходящее казалось не полностью реальным: вроде бы все было взаправду, но события пролетали так быстро, что мозг не успевал их переварить и толком испугаться. А теперь перед глазами пронесся калейдоскоп: не закончивший фразу Натрикс с брызнувшим фонтанчиком крови, неловко сковырнувшийся на рельсы подстреленный мужчина, в безумии бежавший от поезда и матерящийся на родном языке Сулико...