Творогов (1990: 170, 227, 228) приходит к безупречно обоснованному выводу, что «Влесова книга» — это «фальсификат середины нашего века» (ее начали делать в 1953 г.), «грубая мистификация читателей Ю. П. Миролюбовым и А. А. Куром», а ее язык — «искусственно изобретенный лицом, с историей славянских языков не знакомым и не сумевшим создать свою, последовательно продуманную систему».
Умный и интеллигентный лидер части неоязычников Велимир (Сперанский), разбирая «священные писания» неоязычников в Интернете, не может утаить своего впечатления, что и «Влесова Книга» Миролюбова-Кура-Лесного и «Велесова Книга» Буса Кресеня (Асова-Барашкова) написаны не древними волхвами, а современными волхвами, и в этом смысле — фальсификации. Но он не считает их от этого менее интересными и менее языческими. Так ли важно, когда они сделаны? Важно, чему они учат. «Дело не в истинности идей, а в их функциональности» (Щеглов 1999: 7). Щеглов (1999: 8) восхищается «бессмертной идеей о полезности мифа для масс».
То же относится и к обрядам. В действительности неоязычников не интересует, чему молились их древние предки и как они вершили свои обряды, какие праздники они справляли, во что одевались. Их нынешние праздничные и обрядовые действа, придуманные в стиле a la russe (а ля рюс), — это шоу, спектакль, балаган. А сами они — ряженые. Не заботит их (по крайней мере, их вождей) и чистота древней языческой религии. Они щедрой рукой вплетают в нее заимствования из вагнеровского германизма (раннее творчество художника Конст. Васильева в журнале «Вече»), индуизма, субъективные реконструкции Рыбакова и фантастические измышления беллетристов (Толкиен). Чего стоит, например, труд В. М. Кандыбы «Ригведа: Религия и идеология русского народа» (1996)!
Это взрослые игры людей, изверившихся и в коммунизме и в православии, а жить в демократии им боязно и неприютно. Главные фигуры — из интеллигентских опрощенцев и националистов. Одни ищут забвения в мистике и единении с природой, другие жаждут национального идола и твердой руки, причем не европейской, не петровской.
И не Преображенец, а лабазник
Салоны политесу обучал.
Пред ним салоны эти на колени
Вповал валились, грызли прах земной,
В каком-то модернистском умиленьи
Какой-то модернистской стариной.
Радели о Христе.
Однако вскоре Перуна Иисусу предпочли,
И с четырьмя Евангельями в споре
До Индии додумались почти. ...
А смысл единый этого раденья,
Сулящий только свару и возню,
В звериной жажде самоутвержденья...
А. Межиров. Бормотуха