Подтверждение — моя Мария. Неизвестно еще, кто к ней в большей степени приближен, а значит, и кто больше обязан ей своим выбором. Она стоит между нами, и она нас связывает. Я не имею права говорить о Нем плохо, потому что она принадлежит Ему тоже. Нехорошо отзываясь о Нем, я оскорбляю ее. Но ведь и Он в том же положении! Ты слышишь? Ты не имеешь права бесцеремонно, как Ты привык со всеми, поступать со мной, потому что она — и моя тоже. Ты себя оскорбишь, задев меня. Оскорбление умаляет. Что для Тебя недопустимо, Совершенный!
Эти мысли в виде смутных, каких-то первичных ощущений опахнули меня и исчезли, пока я стоял перед Марией голый, теребя свой поднявшийся ей навстречу пенис.
Что она все-таки думает обо мне? Ведь это очень важно! Или совсем для нее не важно? Мария глядела на меня с загадочным выражением. Растолковать его я не мог. Кто я для нее, познавшей Его? Познавшей Бога как никто? Что ей во мне и в моей нелепой любви? Ей-то, небожительнице, для чего этот глупый треугольник? Что она может найти в земных чувствах, приниженных бытовыми проблемами? И наконец, самое главное: что она находит во мне? Любовь? Да. Тогда — да. Только любовь — и все? Получается, что все. Только любовь — в ее чистом, беспримесном проявлении, ибо ни я ничего другого не хочу от нее, да и не могу получить, ни она от меня. Любовь — и это все. Но, оказывается, любовь — это и взаправду вовсе не такая малость в мироздании, и мои взаимоотношения с Ним благодаря ей, только подтверждают: любовь — это все, практически все, это главное. Любовь!
Я кончил, достреливая до ее полочки своей плазмой; неотрывно глядя ей в лицо, ощущая ее каждой складочкой своей души и шепча это волшебное слово всепрощения: Любовь!
Июль, 4
Я не могу решительно понять своей роли в Его семье. Или Он не склонен считать Ее с сыном Своей семьей? А как же тогда быть с земными семьями? Здесь Его подловить несложно по той же схеме, что я уже проделывал: коль человек — образ и подобие Божие, то и его личные связи должны быть уподоблены божественным. А значит, и семье неоткуда больше взяться, как только от Божеского образца. Итак, кто я? Любовник жены? Или приятель любовницы? Счастливый соперник Самого? Неизвестно, что обиднее. Зачем Ему это? Почему и как Он допустил меня? Вообще допустил все это? Весь трансцендентальный этот адюльтер? А может, не смог воспрепятствовать? Тогда это только лишний раз доказывает существование силы, превыше Его.
То есть, что Он не Первый в мироздании и, значит, тоже был кем-то или чем-то когда-то создан. А как же Его семя? Его Он сам спродуцировал или оно пришло к нему, как и ко мне, как некая своего рода приморди-альная субстанция Вселенной, возникшая непосредственно от любви еще в досотворенном мире?