Через какое-то время Ричард вдруг задал мне вопрос, который словно только что пришел ему в голову:
— А ты-то что будешь делать?
— Я?
— Ты спряталась в убежище, желая уберечь своих дочерей и будучи уверенной, что принцам грозит с моей стороны страшная опасность, — рассуждал Ричард. — Но теперь, видимо, самое страшное уже случилось. Твои сыновья исчезли. Как же теперь ты поступишь со своими девочками? Теперь вам нет ни малейшего смысла оставаться в убежище — вы больше не королевская семья, и у вас нет наследника, который мог бы претендовать на престол. Теперь ты просто мать, и у тебя нет никого, кроме дочерей.
После этой фразы я вдруг остро почувствовала, что Эдуарда больше нет, и меня пронзила такая боль, что я невольно застонала; эта боль разрывала мне внутренности, казалось, у меня внезапно начались родовые схватки. Я упала на колени и скорчилась на каменном полу, не в силах терпеть эти немыслимые страдания. Я слышала, как с моих уст срываются жуткие возгласы, и невольно раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь унять чудовищную боль.
Но Ричард не бросился меня утешать. И даже не попытался поднять меня с пола. Он так и сидел у двери, уронив темноволосую голову на руки и задумчиво глядя, как я вою по умершему сыну, точно простая крестьянка. Он не проронил ни слова — например, что, мол, рано так убиваться, что дети, вполне возможно, еще живы. Нет, он позволил мне сколько угодно голосить и просто находился рядом, давая выплакаться.
Через какое-то время я действительно немного пришла в себя. Продолжая оставаться на полу, краем плаща я вытерла мокрое от слез лицо, выпрямила спину и снова посмотрела Ричарду в лицо.
— Я весьма сожалею о твоей утрате, — учтиво и холодно произнес он, словно я не валялась только что на полу, растерзанная и растрепанная, с залитым слезами лицом. — Это было сделано не по моему приказу. Это вообще не моих рук дело. Я занял трон, не причинив вреда ни тому, ни другому принцу. И впоследствии я не стал бы их убивать. Ведь они — сыновья Эдуарда. Одного этого мне было достаточно, чтобы любить их. А уж самого Эдуарда, Бог тому свидетель, я любил всем сердцем.
— В этом я, по крайней мере, ничуть не сомневаюсь, — столь же учтиво и холодно заметила я.
Ричард встал.
— Значит, теперь ты покинешь убежище? — поинтересовался он. — Ведь ты ровным счетом ничего не выигрываешь, оставаясь здесь.
— Да, ничего, — согласилась я. — Я ничего не выигрываю.
— Я готов заключить с тобой договор, — заявил Ричард. — Обещаю твоим девочкам полную безопасность, если вы отсюда выйдете. Обещаю, что к ним все будут относиться с должным уважением. А старших, например, могут принять ко двору, где им, как моим племянницам, будут оказывать все надлежащие почести. Я позабочусь о них. Да и ты, если захочешь, сможешь вернуться ко двору вместе с ними. Я сделаю все, чтобы твои дочери вышли замуж за хороших, достойных людей — с твоего одобрения, разумеется.