Торопится Тренька. А вдруг кто увидит и старшему борзятнику аль ловчему донесёт? Что тогда? Уже остатки со дна горшка выскребал, когда пала на него тень человека, появившегося в дверях. Поднял голову Тренька и ложку с перепугу уронил. Стоял перед ним толстомордый рябой малый с перевязанной ногой.
Ларька! Забилось часто-часто Тренькино сердце. Ласка с Бураном зарычали. Ларька на них не обратил внимания, спросил у Митьки:
— А ну как ловчему аль самому князю скажу?
— Не скажешь! — спокойно ответил Митька. — У тебя более моего рыльце в пушку.
— Верно, — будто удовлетворённо даже кивнул головой Ларька. — Не скажу. Мы с тобой на другой дорожке встретимся!
И исчез так же внезапно, как появился.
Собаки было, оскалив пасти, за Ларькой.
— Назад! — остановил их Митька.
Перевёл дух Тренька. Глядит со страхом на старшего брата:
— Что теперь будет?
— Ничего не будет, — сквозь зубы процедил Митька. — Я тебе говорил, ещё посмотрим, кто верх возьмёт.
Приметил Тренька — Митька встревожен не на шутку, только виду не подаёт.
Не злопамятлив Тренька и потому забыл вскорости неприятную встречу.
А когда вечером шёл, всё вспоминал княжью псарню, еду вкусную, что борзым и гончим дают, и думал: «Хороша, однако, собачья жизнь!»
Зачастил Тренька на псарный двор к Митьке по хорошей погоде.
Чуть не каждый день вышагивает три версты туда да три обратно.
Ласка с Бураном радуются ему, почитай, как самому Митьке. Мудрено ли? Митька отойдёт куда-нибудь — вместо него Тренька. Собакам шерсть щётками вычёсывает, лапы, коли надо, моет. Играет с ними без устали.
Мать сердится:
— Дома бы посидел!
Тут за Треньку — отец:
— Не девка, чтоб за мамкин подол цепляться. Мужик растёт.
— Лесом ходит… — тревожилась мать. — Волки там.
— А я их палкой! — показывает Тренька палку, что вырезал ему из молодой крепкой берёзы Митька.
Не знает мать, плакать или смеяться.
— Нешто от волков палкой отобьёшься?
— А я их напугаю!
Вот тебе и весь сказ!
Храбрится Тренька перед матерью. По правде, страшновато в лесу.
Особенно коли припозднится с обратной дорогой. Хрустнет поодаль ветка у Треньки душа в пятки. Ну, а как и впрямь волк или медведь караулят?
Учил дед: самое последнее — от зверя иль животного бежать, будь то волк, собака или бык бодливый. Никак нельзя свой страх показывать. Потому хоть и озирается Тренька, однако крепится, шагу не прибавляет.
Иной раз для храбрости даже песню запоёт.
Однако чем далее, тем короче становятся дни и длиннее ночи.
Всё позже занимается тусклый осенний рассвет, и всё раньше опускаются густые тёмные сумерки. И лес день ото дня делается мрачнее и словно бы гуще.