— Анисим, когда ты вернулся, гаврики эти спали? — спросил Дронов.
— Спали, Филофей Кузьмич, — со вздохом согласился Щёткин, — Прости их, Филофей Кузьмич, а — а? Ужо я им ухи ободру, а ты прости всё же дураков, а — а?
— Ворота стояли открытые? — Дронов словно не слышал Щёткина.
— Точно так — с, но их и должно открывать в 6 часов.
— А ты, Анисим, когда вернулся?
— Думаю, позже. Шесть на вокзале часы били, когда я Знаменку пересекал. Ну, и здесь еще минут с десяток ходу.
Дронов принялся дотошно выяснять, когда уходил из кассы Миронович. И Щеткин, и Прокофьев вспомнили, как Миронович почти сразу после 21 часа прошёл в ворота на Невский проспект — домой направлялся. Мейкулло, дежуривший тем вечером в парадном подъезде, тоже видел Мироновича, выходящим из подворотни на Невский проспект и направлявшимся прогулочной вальяжной походкой в сторону Знаменья, площади перед Николаевским вокзалом. Больше они его не видели до сегодняшнего утра.
Выслушавший все эти рассказы дворников помощник пристава Дронов поднял указающий перст на Щёткина и со сдержанной яростью в голосе проговорил:
— Ворота ваши оставались открытыми всю ночь. Хоть лбы свои разбейте, а в обратном меня не убедите! Вас, оболдуев таких, поставили дворниками в доме на главной улице Империи; в вашем доме убили ребёнка, а вы пьяные валялись и дело своё не блюли! Если б Государь Император Александр Второй — Царство Ему небесное! — не отменил телесные наказания, я бы самолично вызвался зады ваши отстегать! Прощения вам быть не может, — подитожил Дронов, — Обо всём доложу следователю, ждите, паразиты, взыскания!
Никто из дворников не сказал в оправдание ни слова. Да и что тут можно было сказать, всем было ясно, что будь ворота надлежащим образом закрыты, убийцу Сарры Беккер отыскать было бы куда как проще.
А длинный августовский день шёл между тем своим обычным чередом: во двор высыпала привезённая с загородных дач детвора, въезжали и выезжали повозки то с мебелью, то с какой — то деревенской снедью, то с дровами для каминов дорогих бельэтажных квартир. Постоянно появлялись то торговцы мелочью, то точильщик ножей, сновал по квартирам лоточник — зеленщик. Двор пятьдесят седьмого дома был хоть и небольшой, но в него выходило множество окон — преимущественно кухонь и задних комнат. В этих комнатах могла спать многочисленная прислуга владельцев богатых апартаментов, расположенных в двух нижних этажах пятиэтажного дома. Кроме того, во двор выходили окна спален дешёвых квартир верхних этажей, поскольку двор по определению был местом более тихим, чем Невский проспект. Все те, кто мог находиться ночью в этих комнатах являлись для следствия потенциальными свидетелями и с каждым из полицейским следовало поговорить.