Когда хозяин вернулся в комнату, в его руках был небольшой синий конверт, который использовался для официальной полицейской переписки. Иванов не сдержал улыбку:
— Виктор Афанасьевич, Вы уж сколько на пенсии, а конверты у Вас всё ещё казенные.
— Это, Агафон, заначка. Со времён службы. Как говорится, идя со службы возьми хоть гвоздь… Вот я и натаскал.
Собеседники сели к столу, Новицкий протянул своему vis — a — vis конверт с надписью: «Его превосходительству полковнику Фоме Фердинандовичу Дубисса — Крачаку в собственные руки». Иванов так и крякнул: послание было адресовано полицмейстеру 3–го отделения, большому начальнику, о котором Агафон Иванов был немало наслышан.
— Вы б меня, Виктор Афанасьевич, ещё бы к градоначальнику прямиком направили, — не без сарказма пробормотал Иванов.
— Нечего ехидничать, — буркнул в ответ Новицкий, — Придёшь к Фоме Фердинандовичу, отдашь конверт, скажешь, что от Новицкого и посмотришь, как он ласково с тобой заговорит.
— Это отчего ж так?
— Он в полицию через меня попал. Было это в 1870 году. До того Фома Фердинандович 12 лет тянул лямку в Кронштадском крепостном полку, был гол как сокол. Когда пришла команда переезжать в Питер у него даже чемодана не было, куда исподнее бельё сложить. А теперь он уже полковник. Человек он умный, дельный, добро помнит. От тебя он не отмахнётся, не боИсь!
Иванов спрятал конверт во внутренний карман сюртука и заговорил о другом:
— По женской части Миронович знатно гулял?
— Ну, а как же! Я полагаю, ты и сам уже об этом наслышан. Надо же, при такой любви к женским прелестям Бог его еще и такой плодовитостью наградил! У него от первой жены трое, от второй пятеро…
— Он с ней невенчанным жил, стало быть, и не жена она, а сожительница, — поправил Иванов словоохотливого домовладельца.
— Да, говорят, сейчас уже новая, и тоже детьми Бог одарил… Ну, да это ведь и не важно — венчанный, невенчанный. Важно то, что их много — детей, женщин. Их всех надо кормить, одевать, учить, платить за квартиру. Опять же побрякушки всякие, цацки золотые, солитёры — что бабы, что барышни — все до них охочи. А у Ивана Иваныча этого добра в карманах почти всегда было.
— А что, он действительно так любил женщин, что об этом все в части это знали? — подвинул разговор ближе к интересующей его теме следователь.
— Да уж, не мог пройти мимо. Если уж глаз положил, то непременно начинал добиваться. И, надо признать, у него это получалось.
— Всегда?
— Ну, насчет «всегда» точно сказать не могу, но одно знаю наверное — женщины его любили. То ли секрет он знал какой, то ли слово волшебное, — Виктор Афанасьевич добродушно засмеялся в седые усы, — а только стоило на него посмотреть, когда он обхаживал какую — нибудь очередную цыпу. Это, я тебе скажу, — чистая оперетта!