— Само по себе, конечно же нет, — в голосе следователя по — прежнему звучала ласковая издёвка, — Каждый честный человек может это делать хоть ежедневно, но только не там и не тогда, где и когда убивается 13–летняя девочка… Учитывая, что вы рассказали о факте возврата только под моим сильным нажимом…
— Я ничего не рассказывал Вам о «факте возврата»! — перебил следователя Миронович, — Я еще раз говорю: я НЕ возвращался в кассу!!
— …и учитывая, что никто не видел, как вы выходили из кассы и из подворотни уже после того как вы в неё завернули, якобы, нащупывая во внутреннем кармане брегет, — гнул свое Сакс, — я делаю вывод, что была некая серьезная причина, по которой Вы постарались скрыть от следствия этот немаловажный факт. Я даже готов назвать эту причину — Ваша виновность в смерти Сарры Беккер.
— Вы хотите сказать, что это я ее убил?! Бред какой — то! — лицо Мироновича побагровело, шея пошла малиновыми пятнами.
— Я утверждаю, что именно Вы убили Сарру. Нет, Вы ничего такого загодя не готовили, Вы планировали просто соблазнить её, для чего вернулись и расставили мебель в маленькой комнате, приготовив ложе любви — так ведь пишут в бульварных романах? А убийство вышло совсем неожиданно. Вы ведь просто очень расстроились, правда? Эта девчонка вас огорчила, — в голосе следователя слышалось сочувствие. — Сначала она Вас провоцировала, разжигая Вашу страсть на протяжении долгих месяцев, а в тот вечер сделалась страшно упрямой и буквально превратилась в дикую кошку. А ведь Вы и хотели — то всего ничего — немного внимания, ласки, поцеловать, обнять.
— Что Вы несёте! Остановитесь! Ничего такого не было и в помине!
— Ну, почему же так сразу — «несёте»! — Александр Францевич как будто даже обиделся. — Ведь она вам нравилась, правда? красивая была, молоденькая, не то, что эти кумушки с отвислым задом, у которых ведро со свистом пролетает. Правда? А тут: дырочка тугая, нерожавшая покуда, самое то, что надо.
— Бог мой! — Миронович закинул нога на ногу и не без удивления оглядел следователя, — Да Вы, как я погляжу, ценитель. Это не меня надо на этот стуле держать, а Вас.
— Да будет уж вам, Иван Иваныч, изображать — то! Это ж как сказать, как посмотреть! Вы же сами ее и в губы целовали, и на коленках нянчили при свидетелях. Или запамятовали?
— У — у, шакалы затявкали, — процедил сквозь зубы Миронович. Он резко мотнул как — то вниз седой головой, стиснул костяшки пальцев, — им только дай волю — всех грязью обольют. Понарасскажут всякого, а чего не видели — придумают. Я Вас уверяю, были бы Вы на моём месте — и про Вас бы нагородили огород!