Орландо Блейн и Имоджин Фоуке сидели за своим последним ужином. Орландо так нервничал, что руки у него дрожали и он не мог разрезать сардельку. Имоджин толкнула его ногой под столом. Сначала они говорили о лошадях — лошадях, которые в доброе старое время побеждали на «Оукс» и «Дерби»[40]. Имоджин было невероятно трудно глотать картофельное пюре — ее организм словно отказывался делать то, чего она от него требовала.
Потом Имоджин поведала Орландо об ужасной войне в Южной Африке, о нескончаемых осадах, о том, как маленькие сообщества осажденных, среди которых есть не только военные, но и мирные жители, растягивают до последнего свои скудные запасы еды и питья, о британских спасательных отрядах, которым умело преграждают дорогу хитрые буры, еще ни разу не проигравшие ни одного сражения. Они просто садятся на коней и скачут обратно в вельд.
Сегодня Орландо и Имоджин собирались убежать. Вот уже несколько суток они не меняли своего дневного распорядка: Имоджин гуляла по утрам, пока Орландо трудился за мольбертом, ближе к вечеру они выходили на совместную прогулку, потом ужинали под надзором тюремщиков и рано ложились спать. Последнее было самым важным. Уже четыре раза подряд они удалялись на покой сразу же после того, как охрана совершала свой заключительный обход, то есть в начале десятого.
Их план был таков: подождать часа два, пока охранники тоже лягут спать. Потом вылезти из окна на веревке, сплетенной из простынь — они были достаточно крепкими, — и двинуться туда, где, по их представлениям, находится Кроумер. В Кроумере, сказала Имоджин, можно сесть на утренний поезд, идущий на юг, в Норидж. А из Нориджа легко добраться до Лондона. Там они будут в безопасности. Они так увлеклись обсуждением деталей побега, что не подумали, как сложится их дальнейшая жизнь в столице.
Вернувшись в Большую галерею, Орландо облачился в новую одежду, привезенную Имоджин из Блендфорда. Имоджин с гордостью отметила, что все вещи сидят на нем как нельзя лучше. Затем они упаковали сумку — одну на двоих. Они с беспокойством всматривались в ненастную ночь за окном. Имоджин принялась плести из простынь веревку, которая должна была помочь им обрести свободу.
Сделав огромный круг верхом, Джонни Фицджеральд с Пауэрскортом выбрались на длинную аллею, ведущую к Декурси-Холлу.
— Ну и ночка! Боже, храни моряков, — пробормотал себе под нос Фицджеральд.
Ветер крепчал, грозя превратиться в бурю. Он свистел в кронах деревьев, и ветви под его натиском плясали, рисуя в небе фантастические арабески. Из густых лесов по ту сторону усадьбы доносились резкие звуки, похожие на пистолетные выстрелы, — древесные сучья расставались с породившими их стволами.