Зима 1896
По широкому полю медленно брел старик. Струйки мелкого дождя секли его лысину. Он переступил порог небольшой церкви и прошел к своему привычному месту хорошо знакомой дорогой — недаром он вот уже сорок пять лет работал звонарем церкви Святого Петра. Проскользнув за потертую красную занавеску, он снял с крючка на стене веревку. На колоколе, висевшем высоко над его головой, до сих пор можно было прочесть выбитые мастером слова: «Меня сделал Томас Уилсон в 1714 году». Старик принялся звонить; руки размеренно взлетали вверх, как волны в бурном море. Звон был похоронный, и хоронить предстояло того, кто был бы хозяином поместья, живи он здесь перед тем, как Бог призвал его к себе. Чарлз Эдвард Уиндем Фицморис Декурси уже находился в церкви; его гроб стоял под высеченными на стене именами других Декурси, ушедших в мир иной раньше него. Было десять пятнадцать утра, а поминальную службу назначили на одиннадцать.
В двух с половиной сотнях ярдов отсюда, за покрытыми утренней дымкой полями, возвышалась громада Декурси-Холла — выстроенный еще при короле Якове, он противостоял стихиям без малого двести семьдесят лет. В большом зале собралась компания скорбящих родственников; пора было отправляться в церковь. Алису Декурси, вдову покойного, тревожили думы о будущем. Эдмунда Декурси, старшего сына, — думы о размере наследства. Джулия и Сара, его младшие сестры, с тревогой размышляли о том, смогут ли они переехать в Лондон, чтобы жить там круглый год. Никто из них не видел усопшего, мужа и отца, на протяжении последних четырнадцати лет.
— Как ты считаешь, Эдмунд, пора идти? — Мать робко тронула сына за локоть. — Нехорошо нам опаздывать.
Было уже половина одиннадцатого.
— Ничего, мама, время еще есть.
В 1882-м Чарлз Декурси оставил свои угодья и семью, поселившись с другой женщиной на юге Франции. Там он, по слухам, сделался отцом еще двоих отпрысков, и там же, как подозревали родные, истратил на свою любовницу львиную долю фамильного состояния. Теперь эта любовница заявила о своем намерении посетить усадьбу в сие печальное утро, дабы проводить усопшего в последний путь, правда, никому не было известно, привезет ли она с собой детей.
— Что сказал Смитсон — эта женщина сначала зайдет в дом или отправится прямо в церковь? — в сотый раз спросила Алиса Декурси. Всякий раз, думая о предстоящей встрече, если таковой суждено было состояться, Алиса невольно вздрагивала. Смитсон был адвокатом из Фейкенема, который полтора десятка лет играл малоприятную роль посредника между двумя семействами. Родные покойного знали, что завещание станет предметом горячих споров: из Нориджа и даже из самого Лондона приедут юристы, чтобы тщательно изучить право владельца распорядиться своим имуществом в соответствии с пожеланиями, выраженными им в пыльных кабинетах Норфолка. С тех пор как обитатели Декурси-Холла услышали о кончине главы семьи, все их разговоры вертелись вокруг одного и того же: появится ли француженка в особняке или сразу пойдет в церковь?
