Чарлз Огастес Пью, сделавшийся еще внушительнее благодаря парику, мантии и стоячему воротнику, внимательно наблюдал за ними. Только однажды сэр Руфус Фитч, представляющий обвинение, поднялся на ноги, когда очередной претендент зачитывал клятву. Джордж Джонс сильно запинался — было ясно, что он плохо умеет читать. «Возражаю! Отвод со стороны обвинения!» — Эхо от высокого голоса сэра Руфуса прокатилось по залу. Пью был слегка удивлен. Любопытно, подумал он, пока Джорджа Джонса вели обратно в конец зала, а секретарь вынимал из цилиндра имя его заместителя, почему сэру Руфусу не понравился неграмотный? Некоторые обвинители предпочитают как раз глупых присяжных.
Весь остаток дня сэр Руфус знакомил жюри с подробностями обвинения. Эдмунд Декурси и Родерик Джонстон показали, что видели Монтегю ранним вечером в день его смерти. Инспектор Максуэлл сообщил суду о том, как было найдено тело, о пропавших с полок книгах, о пустом столе.
Сэр Руфус зачитал данные под присягой показания людей, видевших Бакли в Оксфорде. Старший инспектор Уилсон предъявил вещественное доказательство — галстук, обнаруженный под стулом в комнате Дженкинса и напоминавший тот, что принадлежал Хорасу Алоизиусу Бакли. Он также прочел признание Бакли в том, что он, Бакли, побывал в квартире Монтегю тем вечером, когда произошло первое убийство.
Миссис Бакли, облаченная в траурный черный костюм, коротко подтвердила, что состояла в дружбе с Кристофером Монтегю. Затем она описала галстук кембриджского Тринити-колледжа, где учился ее муж, — галстук с пятном, исчезнувший из его гардероба неизвестно куда. Хоть и не сказав этого в открытую, сэр Руфус ясно дал понять, что мотивом преступления послужила жгучая ревность.
Когда сэр Руфус поднимался с места, он стоял абсолютно неподвижно, как живой столп. Он словно олицетворял собой твердыню закона. Медленно произнося слово за словом, он не сводил глаз с присяжных. Вы можете мне доверять, как будто говорил он. Я здесь уже не в первый раз. У меня богатый и достаточно серьезный опыт в подобных делах. А тут все вполне очевидно. Вам остается только вынести обвинительный вердикт.
Большую часть времени Чарлз Огастес Пью наблюдал не за свидетелями, а за жюри. Иногда пальцы его правой руки принимались исполнять на мантии фортепианный концерт Моцарта. Когда прозвучали слова о дружбе между Монтегю и миссис Бакли, он заметил на лицах некоторых присяжных неодобрение. Он видел, как двое мужчин средних лет чуть не заснули под звучный речитатив сэра Руфуса. Он видел, как отдельные присяжные разглядывали подсудимого. Пью был убежден в том, что многие присяжные принимают окончательное решение не на основе представленных им показаний, а исходя из внешнего вида подсудимого. Если он кажется смущенным или встревоженным, если упорно смотрит в пол, они делают вывод о его виновности. Пью заранее объяснил Хорасу Алоизиусу Бакли, что на всех заседаниях, какими бы ни были его истинные чувства, он должен выглядеть как солидный лондонский юрист, дисциплинированный прихожанин, человек, на которого можно положиться. Теперь, наблюдая за поведением своего подзащитного, Пью улыбнулся себе под нос. Хорас Алоизиус Бакли ясно и четко изложил свои показания. В течение всего дня, выслушивая свидетелей обвинения, он оставался решительным и уверенным в себе. Без четверти пять — Пью подозревал, что сэр Руфус хочет успеть на ранний вечерний поезд, — все аргументы обвиняющей стороны были высказаны, и суд закончил свою работу.