— Что ты имеешь в виду? — спросил Пайпер. Он быстро листал одну из лежащих на столе брошюр, проверяя цены на Рафаэля.
— Как правило, Уильям, если ты заводишь с ними разговор о том, что когда-нибудь в отдаленном будущем у тебя может возникнуть желание приобрести у них какую-либо картину, они первым делом говорят тебе, что их пра-пра-пра-пра-прадедушка Джеймс купил эту вещь в Риме или где-то еще в Италии больше двух веков тому назад. Потом они сообщают, сколько за нее было заплачено. Потом тебе приходится выслушивать весь этот вздор насчет того, как долго она хранилась в семье, как тяжело им было бы с ней расстаться, как важно передать ее вместе с домом, прочим имуществом и положением в обществе своим детям и внукам… Один аристократ, который на деле так ничего и не продал, чуть не зарыдал, представив себе, как его фамильного Тициана снимают со стены. Но этот малый — его фамилия Хэммонд-Берк — сразу спросил у меня, сколько она стоит. Точно это не картина, а лошадь.
— На Тициане особенно не разживешься, — печально заметил Пайпер. Он питал слабость к этому художнику. — Слишком уж был плодовит. Глупый старик дотянул чуть ли не до сотни лет, сам знаешь. Нет бы помереть молодым, как Джорджоне, который висит у нас на почетном месте! Тогда и цены на него были бы другие…
— Короче говоря, Уильям, — сказал Декурси, который уже привык к манере Пайпера смотреть на художественное наследие Запада с точки зрения науки о спросе и предложении, — дом Джеймса Хэммонд-Берка рассыпается на глазах. По моей оценке, на ремонт понадобится не меньше двадцати тысяч фунтов.
Умение Декурси определять суммы, необходимые для приведения в порядок старинных особняков, опиралось на его собственный житейский опыт: содержание Декурси-Холла в Норфолке обходилось ему очень недешево. Расчетом связанных с этим ежегодных затрат занимался опытный специалист из строительной фирмы в Норидже. В одном только Норфолке было достаточно аристократических развалин, чтобы обеспечить процветание целого ряда подобных фирм.
— На всякий случай я навел справки и в поселке поблизости. Все считают, что Хэммонд-Берки практически разорены.
— Так-так, Эдмунд. — Пайпер уже планировал предстоящую кампанию. — Мы отправим этому Хэммонд-Берку письмо. Попросим его привезти картину в Лондон, чтобы наши эксперты могли на нее посмотреть? Или сами туда отправимся?
Уильям Аларик Пайпер предпочитал заманивать своих жертв в Лондон. Как правило, это были люди, непривычные к столице. Пайпер демонстрировал им картины, вывешенные в галерее на Олд-Бонд-стрит. Потом говорил, что не может принять окончательного решения, не посоветовавшись с экспертами. Рассуждая о подлинности Рафаэля или Рубенса из провинциальной коллекции, он старался вложить в голос побольше сомнения. Затем гости возвращались к своим заплесневелым пенатам, питая еще меньше надежд, чем перед визитом в метрополис. Однако Пайпер не позволял им с головой погружаться в отчаяние. «Посмотрим, — говорил он, провожая их из своего кабинета. — Такие картины очень часто оказываются всего лишь ничего не стоящими копиями оригинала. Или подделками. Но дайте нам немного времени. Специалисты должны внимательно изучить ваше полотно. Иногда они работают целый месяц и только потом сообщают, к каким выводам пришли. Когда мы получим ответ, я сразу же свяжусь с вами. Желаю вам всего наилучшего, сэр».