Эта импровизированная игра — незабываема. Эта игра блистала находками и детской непосредственностью, и была для С. Михоэлса, а для меня тем более, сплошным удовольствием и даже необходимостью. Из таких шуток получались интересные вещи. Например, репетируя» Путешествие Вениамина III», сцену, в которой Вениамин и Сендрл, усталые и голодные ложатся спать на твердых скамьях и охают при этом, мы вспоминали, как мы однажды вместе изображали моих деда и бабушку, как они ложились спать на скрипучих кроватях…»
Я так и вижу, как они беседуют в ночной тишине на зускинской кухне, и, как самые настоящие дети, забывают, что уже поздно, что завтра рано вставать, что оба провели длинный, тяжелый день… Как мне жаль, что я почти никогда не присутствовала на этих импровизированных ночных представлениях! Правда, в дальнейшем, мне посчастливилось неоднократно наблюдать их» игры». Я попытаюсь рассказать пару таких сценок, но вряд ли мне это удастся — «пересказывать» игру актеров — так же невозможно, как» пересказывать» живопись или музыку. И то, и другое увы, не поддается словесному описанию.
Когда я только родилась, нашу семью охватила паника — где брать пеленки, кроватки и прочие необходимые детские вещи. Заранее готовиться к появлению младенца, как известно, строго запрещается, а в последний момент в России никогда ничего не достанешь. Мама еще была в больнице, а папа носился по Москве, главным образом в поисках продуктов для мамы. Накануне ее возвращения домой, папа, так ничего и не закупив, примчался к безмятежно спящему Зускину, вытащил из‑под него простыни и, со словами» ничего, поспишь и так!», побежал к себе. Простыня была разорвана мне на пеленки.
Оба они, впоследствии, любили вспоминать этот эпизод, снабжая его все новыми подробностями. Как‑то я пообещала Зусе, что когда вырасту большая, обязательно верну ему свой долг. И вот, году в сорок шестом, я подарила ему на день рождения роскошную льняную простыню. Вечером, когда собрались гости, состоялся показ подарков. Папа, увидев мой подарок, страшно оживился, потребовал, чтобы погасили электричество и зажгли свечи. Задрапировавшись в простыню, он принялся читать» Сумасшедшего» Апухтина, с завыванием и закатыванием глаз на манер чтецов — декламаторов десятых годов. По окончании этого неожиданного выступления, которое гости приняли с восторгом, Зускин заботливо помог Михозлсу снять» тогу», затем, не произнося ни слова, взял со стола тарелку и положил ее себе на голову. Папа, внимательно следивший за его действиями, немедленно проделал то же самое и они дружно исполнили, с тарелками на голове, дуэт узбекского фольклора.