И все-таки через коварное озеро, усеянное подводными рифами, есть путь, известный немногим, а уж пройти этим путем отваживаются и вовсе лишь отчаянные смельчаки.
Для прохода груженых судов от сербского берега к румынскому в русле капризного Дуная пробит узкий канал. Скалистые пороги ровными шпалерами отделяли этот канал на всей его протяженности от большого Дуная. Войдя в канал под Свиницей, судно вновь попадало в Дунай только у Скелы-Гладоки.
Лишь тот, кто хорошо знал места за Пиатрой-Калугерой, где Дунай относительно спокоен, мог, поведя судно наискось, войти в этот канал.
Маневр этот подобен salto-mortale, выполненному на плавучей махине.
Корабельный рог протрубил три раза, затем еще шесть, и погонщики поняли, что это означает. Форейтор на переднем коне-вожаке слез с седла — на то была своя причина, — и сразу же послышалось щелканье кнутов, крики, ругань. Барка заметно ускорила ход против течения.
Рог издал девять коротких сигналов.
Погонщики ударили по лошадям с еще бо́льшим остервенением. Бедные животные, оглушенные криками и ударами, которые посыпались на них со всех сторон, рванулись вперед что есть мочи. Пять минут такого напряжения стоили им больше, чем день тяжелой работы.
Рог протрубил двенадцать раз. Кони и люди напрягли последние силы. Толстый железный трос натянулся, как тетива, а железный брус на носу барки, к которому он был привязан мертвым морским узлом, раскалился от трения. Шкипер стоял на носу, держа острый абордажный топорик наготове.
В момент, когда судно развило наибольшую скорость, он одним резким и сильным ударом обрубил канат на носу барки.
Натянутый до предела трос взвился в воздух со свистом лопнувшей гигантской струны. Лошади от толчка припали на передние ноги, а коренной, с размаху ударившись о землю, сломал себе шею — вот почему еще загодя слез с коня форейтор.
Освобожденное от каната судно круто изменило курс и, повернувшись носом на север, пошло по инерции, пересекая реку.
Моряки называют этот смелый маневр «кантованием».
Тяжелое судно идет при «кантовании» без всяких усилий. Его гонит не пар, не ветер в парусах, не весла в руках гребцов и даже не течение, — напротив, оно ведь встречное, — лишь сила инерции заставляет судно идти вперед к противоположному берегу.
Этот сложный маневр, при котором надо было принимать в расчет силу инерции, расстояние до берега и встречное течение, сбавляющее ход судна, сделал бы честь даже самому опытному штурману, прошедшему курс судовождения. Но самоучка рулевой полагался лишь на собственный опыт.
С той минуты, как Тимар обрубил буксирный канат, все живое на судне было отдано в руки одного человека — рулевого. Тогда-то Янош Фабула и показал, на что он способен.