— Товарищ сержант, — поправил Зорин. Страх в глазах начопера лишь добавил решимости. — Извиняюсь за вторжение, товарищ майор, не могли бы вы объяснить, каким образом известная вам разведгруппа оказалась на минном поле в квадрате «шестнадцать-десять»? План отхода составляли вы. О минном поле известно даже гражданским. Хотите знать мое мнение, товарищ майор? Либо вы полностью некомпетентный в своем деле работник, либо — и это значительно хуже первого —…
— Кто дал вам право, сержант!… — взревел майор и как-то ловко вывинтился из-за стола. Физиономия багровая, глаза трусливо бегали. — Ваше мнение здесь никому не интересно…
— Прошу прощения, товарищ майор, — вкрадчиво сказал Зорин, — но это исключительно ваше мнение, что мое мнение никому не интересно. Разрешите я продолжу?
— Молчать, сержант! Почему вы здесь? Вы должны быть в Особом отделе!
«Ах, вот как, — подумал Зорин. — И выйти на свободу из Особого отдела я уже не должен был».
Майор хлопнул себя по кобуре — пустая. Шагнул к сейфу.
— Вы понимаете, что творите, сержант?
— Признаться, с трудом, товарищ майор. — Остановиться он уже не мог, в организме все бурлило, дурная энергия рвалась наружу, сдерживающие центры не работали. — Товарищ майор, я думаю, органы разберутся, сознательно или по халатности вы отправили разведгруппу на минное поле…
Скрипнула дверца сейфа, майор обернулся, мелькнул пистолет. Зорин не собирался его бить — это уж совсем отягощать свою «вину». Но майор пристрелил бы его! Зорин знал, какое лицо у человека, когда он точно собирается стрелять. Ударил под дых — мастерски, со знанием дела. Пресса не было — рыхлый живот. Майор отлетел к окну, как футбольный мяч, согнулся, прохрипел:
— Сидоренко! Живо солдат из коменда…
Распахнулась дверь за спиной. Злобные вихри вертелись в голове. Майор не опускал пистолет, он не расстался с мыслью выстрелить. И Зорин ударил в полную силу — как учил когда-то KMC по боксу тренер Осипов Илья Евгеньевич. Отправил кулак точно в челюсть, а в голове кружились образы — смеялся Сашка Листвянский, ухмылялся добродушный Цыгайло, цинично острил угрюмый, но не злой Дорохов… Хрустнула челюсть, ослепительная боль из кулака перебралась в голову. И печальная мысль — хотел как лучше, да забыл, где живет. Майор Глахотный взбрыкнул ногами, перелетел через подоконник, повалив попутно горшок с геранью. Стекло разлетелось вдребезги, он вывалился наружу и упал, отчаянно визжа, в куст смородины. А народу во дворе собралось немало. Шум привлек внимание. Повернули головы мирно беседующие офицеры. Выбрался из мотора сломавшегося «газика» черный от сажи и копоти шофер. Насторожились солдаты, разгружающие из полуторки тюки с бельем. Повернулись медсестрички Валенька и Женечка. С последней у Зорина была стремительная связь на сеновале (времени мало, все заняты), а с Валенькой не было связи, поскольку Валечка охраняла свою целомудренность, как Минотавр лабиринт, имела мордочку, как у обезьянки, и сильно заикалась. За спиной уже топали. Подлетели два красноармейца, заломили руки. «Что же ты сделал, глупец?» — ужаснулся внутренний голос. Он не стал сопротивляться. Поступок правильный. Но на дальнейшую судьбу уже не повлиял.