Подошли еще двое — Ралдыгин и Липатов. Обоим чуть за тридцать, оба из Москвы. Один шоферил до войны — работал в автохозяйстве, другой был мелким чиновником в районном комитете комсомола и большим пропагандистом здорового образа жизни в молодежной среде. Первого призвали в армию в сентябре 42-го, второй сам пошел в 41-м. Ралдыгин ленивый, степенный, неспешный, Липатов живой, кусучий, въедливый. Вернее, был таким, пока не загремел в штрафную роту за невыполнение приказа. Приказ был так себе — сопроводить из части в часть важного проверяющего из штаба дивизии и проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Пролетающий мимо по своим делам «юнкере» не удержался от соблазна погоняться за одиноко пылящей по фронтовой дороге полуторкой. От проверяющего (да, собственно, и от полуторки) осталось мокрое место. Липатов выпрыгнул из кузова, нырнул в водосток, а когда выбрался оттуда, перед глазами открылось то самое мокрое место. Трибунал мучительно размышлял, что бы ему инкриминировать — халатность, шпионаж, обвинение в диверсионной деятельности; решил ограничиться «невыполнением приказа». Ралдыгин охранял склад горюче-смазочных материалов. А позднее выяснилось, что именно в ту ночь со склада умыкнули две бочки солярки. Он мог поклясться — во время несения службы ни одна крыса на склад не заходила. Но факты были неумолимы — до заступления на пост солярка была. После сдачи поста — не было. Просто мистика какая-то. Поклонников потусторонних сил среди членов трибунала не оказалось, и Ралдыгину вкатили по полной — три месяца. Теперь он постоянно думал о том, куда же могла пропасть окаянная солярка (по двести килограмм в каждой бочке), если склад был закрыт на амбарный замок, а сам он полночи расхаживал возле ворот и провалами памяти не страдал.
— А сам-то, Зорин, за какие заслуги попал в штрафную роту? — скрипучим голосом осведомился капитан Кумарин, подходя к компании.
— Встать, — буркнул Зорин.
— Да сидите, чего уж там, — отмахнулся Кумарин. — Больно смотреть, как вы поднимаетесь. — Он снял фуражку, причесал пятерней стоящие комом волосы с пробелами седины. — Так за что тебя в нашу курортную зону, Зорин? Не успел я с твоим делом ознакомиться, сразу в бой…
— Майора ударил, — скромно отозвался Зорин.
— Ничего себе, — пробормотал Гурвич. И глазами показал, как он уважает такие «уставные» отношения.
— За дело? — покачал головой Кумарин.
— За деяние, товарищ капитан, — и поведал в нескольких словах.
— Так вроде не должны тебя сюда… — растерялся Игумнов.
— Должны, — вздохнул Кумарин. — Как ни крути, а совершил ты, сержант Зорин, тяжелое воинское преступление. О том, что майор Глахотный агент вражеской разведки, в то время еще не знали. Так что съездил ты по рылу не кому-нибудь, а самому настоящему майору рабоче-крестьянской Красной армии. Сам виноват, сержант…