— Понятно, в натуре, — махнул он рукой. — У нас на киче тоже пара чудиков была — из Чуркестана. Вроде как все та же блатота, а чуть назначенный час — падают на колени да давай лбы расшибать… Слушай, старшой, а ты во что-нибудь веришь?
Зорин как человек мыслящий давно перестал верить даже в торжество марксистско-ленинских идеалов. В принципе, неплохую религию придумали индусы — он что-то читал про это. Вроде отдаешь концы, но не совсем. Рождаешься вновь и вновь, что, в сущности, очень мило и удобно. Даже если родишься в одной из жизней курицей, то расстраиваться не стоит — отправят в суп, и ты родишься кем-нибудь еще, и рано или поздно — опять человеком. Хорошая религия. В христианстве вроде не так — у этих души в полной гармонии живут на небе. Зорин всегда недоумевал, как можно жить в гармонии, если не можешь ничего потрогать и тебя не могут потрогать. Ни поесть, ни поспать, ни книжку приключенческую почитать, или с девушкой, скажем, очень даже непонятно, как себя вести…
— В удачу верю, Фикус, в удачу, — проворчал он. — И тебе настоятельно рекомендую. Как это в вашем блатном мире называется — фарт, пруха?
Уголовник заржал и начал высвистывать что-то общеизвестное из «одесской коллекции» — со словами «ГУБЧК» и «наган».
Кустарь прозябал в тоскливом одиночестве. Потирал синяк под глазом, оставленный солдатом вермахта, и вновь мрачнел. Он словно бы выпадал из реальности, смотрел в пространство отсутствующим взором, шевелил губами, словно письмо сочинял на тот свет.
— Нормально, мужик? — похлопал Зорин его по плечу. Тот поднял безжизненные глаза, пожал плечами.
— Ты уж оживай быстрее, приятель. Скоро снова поработать придется. Я видел, как ты работал — претензий никаких, молодец.
Кустарь робко улыбнулся — и словно скинул лет десять…
Марусин тоже не обзавелся компанией — не брали, наверное. Сидел у входа в немецкий блиндаж, жевал трофейную галету. Нормально вел себя Марусин в последнем бою. Героизмом окружающих не потрясал, но бежал наравне с коллективом, не отставал, а в рукопашной схватке даже под ноги какому-то фрицу бросился, отчего тот упал, а Халилов штыком завершил комбинацию (ему не привыкать баранов резать).
— О вечном размышляете, Марусин? — нейтрально улыбнулся Зорин.
Бывший староста вздрогнул, скосил глаза.
— В каком это смысле?
— В метафорическом, библейском, — объяснил Зорин. — Что у нас на свете вечное?
— Не знаю, — штрафник судорожно сглотнул, — Советский Союз, наверное, вечный.
— Это да, — кивнул Зорин, — а еще глупость человеческая. Сделал большую глупость — и теперь всю жизнь расплачиваться. Ладно, не печалься, Бог даст — выживем.