– Навалом, – заверил я, ощутив в голове выпитые полбокала сухого вина.
– Где же? – удивилась первая.
– А вы где ищете?
– Естественно, в печати, – уже вторая бросила, с жаром.
– В печати нужно искать не идеалы, а информацию.
Они переглянулись. Я хотел было улизнуть, но зоркоглазая спросила тоном, из которого следовало, что в идеологических работниках меня уже не числит.
– А где же искать идеалы?
Я сделал вид, что хочу выпить; а уж там, от стола лег на курс своей кривой, ведущей к тихой женщине.
Нет идеалов и не во что верить… Работой государство обеспечило, медицинское обслуживание и образование дают бесплатные, электричество подключено, вода и газ подведены. Ну а идеалы печатают в газетах и по утрам разносят по ящикам. И вдруг старые идеалы похерили, а новых не принесли. Обыватель в ужасе – ему как бы чего-то недодали. Я усмехнулся: вряд ли этих двух пожилых дам прельстят мои идеалы, потому что они требуют личной душевной работы.
Грустной женщины я все-таки достиг. Осталось лишь подойти. Но для этого полбокала сухого вина мне недостаточно. И тогда возник Костя: возбужденный, довольный, со вспотевшими залысинами.
– Старик, не скучаешь? А-а, Вера скучает… Знакомьтесь: Вера, Сергей. Веруша, он знает уголовных историй поболе меня. Старик, расскажи ей, как собирал расчлененный труп.
Она поморщилась. Но пикалевский мундир засинел по ту сторону стола.
– Вы любите кровавые истории? – спросил я.
– Господь с вами!
Голос грудной и глубокий. Темные большие глаза, вызывающие странное ожидание, что их сейчас затянет густая поволока и они как бы скроются в тумане. Соломенные волосы уложены крупными волнами. Губы красные и слегка тяжеловатые, что, впрочем, неплохо. Ее платье, из хорошей коричневой шерсти, было сшито без всяких затей. Мне вдруг показалось, что где-то я видел эту женщину.
– Она тебе про чертовщину расскажет, – бросил на ходу Пикалев, перемещаясь в другие горизонты.
– Так это у вас постукивает?
– Не только постукивает, но и мебель ходит.
– Расскажите подробнее.
Но тут в квартире произошло некоторое движение. Все пошли в другую комнату, к другому свободному столу. В воздухе многократно прошелестело слово «альбом». Пикалев вынырнул откуда-то из шкафа и шлепнул на стол папку с бумагами, толстую, как чемодан. Люди сгрудились. Подошли и мы с Верой. Костя развязал тесемки-ленточки и достал первый лист с наклеенной фотографией…
В траве, рядом с масштабной линейкой, лежала человеческая голова с выклеванными глазами…
Женщины вскрикнули. Казалось, тяжкое молчание стало расплатой людей за их нездоровое любопытство.