Чейз обернулся, проверяя, успевает ли она за ним. Карли поразило выражение его лица. «Те же чувства, наверное, написаны и на моем, - подумала она. - Тот же почтительный, благоговейный восторг».
- И сколько же ты этим занимаешься? - спросила она. - Ну, водишь группы в горы?
- Боишься, как бы я не завел тебя в дремучий лес?
- А что? Это был бы не первый случай, - парировала она.
Чейз хмыкнул.
- Хватит вспоминать прошлое. Мне ж было-то всего тринадцать, и я думал, что рожден для гор. В этом возрасте каждый считает, что способен на любые подвиги.
- Возраст тут ни при чем. Ты всегда считал, что способен на любые подвиги. - Она невольно улыбнулась, вспомнив, к чему это частенько приводило.
- Да-а, реальность самым неприятным образом время от времени ставит нас на место. - Он, видимо, хотел обратить все в шутку, но Карли успела уловить промелькнувшую в его взгляде печаль.
Ей вдруг от души захотелось отвлечь его от тех мыслей, что вызвали эту печаль.
- Но ты так и не ответил на мой вопрос, - напомнила она. - Давно ты водишь в горы туристов?
- Начал пару лет назад, когда меня заставили уйти из спорта.
- Кто заставил?
- Врачи нашей команды и заключение консилиума спортивных ортопедов. Вообще-то никто меня не заставлял, просто, так сказать, продемонстрировали ожидающую меня перспективу. После четырех серьезных травм они предупредили, что я останусь калекой, если не оставлю спорт. Мне было двадцать шесть, тщеславия хоть отбавляй, а меня поставили перед выбором - либо навсегда оставить спорт, единственное, чему я мечтал посвятить жизнь, либо остаток своих дней ковылять на протезах.
- Выбор не из легких.
- Да уж. А в двадцать шесть он кажется еще сложнее, чем в тридцать один. Мне даже трудно теперь поверить, что я был настолько глуп, но, представь, я собирался играть до тех пор, пока вообще смогу ходить. Слава Богу, мою судьбу решили другие, отказавшись продлить мой контракт. Кому нужен игрок, оберегающий во время матча свои колени от биты? - Он усмехнулся. - Не скажу, что следующие полгода были самыми легкими в моей жизни. А потом приехал Джейк и забрал меня домой.
Она попыталась представить, как он переносит одну мучительную операцию за другой - уже после вынужденного ухода из любимого спорта. И поразилась, что испытывает жалость. Жалость к Чейзу Самуэльсону? Боже милостивый, почему же ей так больно думать о его боли?!
За десять лет она бесчисленное количество раз повторяла себе, что была бы рада, если бы он страдал так же, как она, если бы узнал, каково это - корчиться в муках безысходности и разочарования. Но сейчас почему-то не испытала ни малейшего удовлетворения, лишь отчаянное желание преодолеть разделяющие их метры и поцелуем стереть горечь с его лица.