– Не требуется, – подтвердил я.
Да, только Иван. Так звали моего сына, умершего во младенчестве в Марбурге, так назвала его без меня моя Лизанька. Иоганн. Не Генрих и не Фридрих – она выбрала имя, имеющее аналог в русском языке.
А я много позже в Петербурге в один и тот же день и даже в одну и ту же минуту узнал, что мой сын родился и что он умер.
Суеверия – глупость. Пусть выйдет в жизнь второй Иван, и неважно, что быть ему Фроловичем, а не Михайловичем. Пусть будет путь его прекрасен и долог. Сделаю, что смогу. Буду учить его собой, потому что учить как-то иначе – только время терять. Несомненно, я не ангел, но и наверняка не дьявол. Я имею право попробовать.
К счастью, Магазинер не стал развивать тему выбора имен и предложил новый тост – «за успех нашего безнадежного начинания», имея в виду, конечно, группу Сорокина и проблему чужих.
– Вы считаете его безнадежным? – спросил я, налив ему коньячку, а себе водки.
– А вы нет? Помнится, вы говорили…
– Забудьте о том, что я говорил когда-то, ясно? – довольно грубо перебил я его. – Слушайте то, что я скажу сейчас. На свете не так уж много безнадежного. Чего в мире полно, так это недоумков, лентяев и торопыг, а для них безнадежно все, что не тривиально, для чего еще не написаны инструкции… – Начав жестикулировать, я опрокинул на скатерть свою рюмку и несомненно сбил бы со стола бутылку, если бы Моше Хаимович не успел схватить ее и уберечь от печальной участи. – Вот черт… Кто-то не хочет, чтобы я пил…
– Кто, интересно? – усмехнулся Магазинер.
– Не знаю. Какая-нибудь сволочь. А я не глупею от водки и память не теряю. Верите?
– Не верю.
– Что-о?
– Не верю – знаю.
– А, ну это другое дело, – согласился я. – Тогда давайте выпьем за знание.
– А за веру?
– За веру в знание – сколько угодно! За веру в себя – тоже можно. Это хорошая штука, если к нему прилагается хоть сколько-нибудь сомнения в себе… Но за сомнение я пить не стану, чего за него пить?
– У вас рюмка пустая, – сказал Магазинер.
– Правда? Мы это исправим. Ну вот… я уже исправил. За знание! За истину!
– Соотношение Гейзенберга, теорема Геделя… – поддел меня Магазинер, правда, уже после того, как выпил и закусил. – Что есть истина?
Я ткнул вилкой в соленый огурец и попал.
– Перестаньте… Что можно узнать, то мы и узнаем… когда-нибудь. О большем не мечтаю. Хочу лишь узнать насчет чужих раньше, чем помру от старости.
– Вы мало закусываете, – проявил заботу Магазинер.
– Боюсь ожирения, – нетактично ответил я, но все-таки взял пирожок с капустой, водрузил на него ломоть ветчины и начал жевать.