Так думалось семь дней. А на восьмой Фрол слег с жутким ознобом и адской головной болью. Ртуть прыгнула вверх так резво, будто хотела выскочить из градусника на волю. Удивленная медицина диагностировала энцефалит летне-осенний, он же комариный, он же японский. Удивляться было чему: прежде эта зараза никогда не покидала Дальнего Востока, а вот поди ж ты – объявилась на Русской равнине. Что тут сказать? Только то, что чудеса иногда случаются, и не всегда приятные. Впрочем, кому как. На медицинский нонсенс радостно набросились инфекционисты, настрочив в итоге кучу статей и инструкций. Единственный, кому было решительно наплевать на то, что его случай войдет в анналы, был сам Фрол.
Но энцефалит – он и в Африке энцефалит, и лечить его известно как. Трижды в день злодей в белом халате колол Фрола толстой иглой, вводя за раз полный шприц. Приготовившийся было помирать и не очень жалевший о том, Фрол с удивлением понял: он выздоравливает. Жар спадал, боль в голове рассосалась, только мысли путались.
Странные то были мысли, если они вообще попадали под определение «мысли». Сны наяву? Видения? Может быть. Фрол не знал, что с ним происходит и к добру ли это. Он просто болел, точнее, выздоравливал. Это ведь лучшее, чем может заняться больной, не так ли?
Но внутри него что-то происходило.
Познай самого себя.
Хилон Спартанский
– Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
Александр Дюма-отец
В тот год среднерусское бабье лето оборвалось, как отсеченное бритвой. Три дня валил снег и превратил Тверь в подобие Чукотки. К югу не тянулись – суматошно мчались косяки перелетных птиц, ошалевших от такого свинства со стороны природы. На полуголом тополе каркала, протестуя, растрепанная ворона и уже час не могла успокоиться. Внизу под окном снегоуборочная машина жевала сугроб. Мухи в домах и те сдохли.
Фрол смотрел в окно и видел совсем другой снег – ровное белое поле на месте широкой замерзшей реки, впадающей, как он точно знал, в недалекое замерзшее море, заснеженные речные острова, шапки снега на торчащих тут и там гранитных валунах, на дощатых крышах крепких поморских изб, на лапах столетних елей. Виделись лодки, вытащенные на берег, и очень широкие в бортах деревянные суда, вмерзшие в лед. Фрол откуда-то знал, как они называются: кочи. Он понятия не имел, из каких глубин памяти внезапно всплыло это слово. Да и хранилось ли оно там?
Фрол не удивлялся. Мерещится всякая ерунда – ну и ладно. На то и температура за сорок, чтобы снились сны наяву. Энцефалит – гадость. Он поражает мозг, причем головной, что особенно досадно. Ну и чего же ждать от мозга, пораженного воспалением, кроме галлюцинаций? Это пройдет.