Габи закусила губу, внезапно ощутив его неприязнь, и только когда машина проехала мимо мальчика, заметила, что Луис Эстрадо был свидетелем этого небольшого эпизода. Серые глаза пронзили ее, словно острые льдинки, а презрительная усмешка, искривившая тонкие губы, заставила податься назад и снова уставиться в окно.
В течение следующего часа путешествие проходило в полной тишине, если не считать треска жестких листьев под легким ветерком, когда мимо проплывали плантации сахарного тростника.
— Си, синко минутос, Мария.
Сквозь прикрытые ресницы Габи наблюдала, как Луис Эстрадо наклонился вперед, к шоферу, чтобы положить трубку автомобильного телефона. Когда он уселся на своем месте, их взгляды встретились, и она снова заметила на его лице холодное насмешливое выражение, которое так хорошо успела изучить за несколько часов общения.
— Последний звонок экономке вашего деда с напоминанием о том, что мы будем через пять минут.
— Я поняла, — сказала Габи, молясь о том, чтобы голос не выдал пробежавшей по спине ледяной дрожи, с которой не мог ничего поделать даже кондиционер роскошного «шевроле»
Отвернувшись, она стала смотреть в окно, в то время как они въехали через белоснежные ворота на узкую аллею, по обеим сторонам которой росли королевские пальмы и пышные кусты.
Машина повернула, и впереди на отлогом холме Габи уловила очертания большого дома, почти затерявшегося в зелени окружающих его деревьев.
Это было красивое белое одноэтажное сооружение в стиле испанской гасиенды.
— Это… — она повернулась к своему спутнику, — дом моего деда?
— Конечно.
— Но… — Габи на мгновение замолчала, а затем тихо произнесла: — Я не представляла себе…
— …Что ваш давно потерянный дедушка — богатый человек?
— Да.
— Неужели? — протянул Эстрадо.
— Да, действительно так! — огрызнулась Габи. — И позвольте сказать вам, сеньор, что мои чувства к деду останутся прежними, независимо от того, живет ли он во дворце или в том бедном городке, который мы только что проезжали.
На мгновение в глазах Эстрадо вспыхнула ярость, но она исчезла так, же быстро, как и появилась. Он только произнес:
— Ну, конечно, какая может быть разница?
Габи задел неприкрытый цинизм, прозвучавший в его голосе. Она открыла, было, рот, чтобы высказать ему, наконец, все, что о нем думала, но, поймав в зеркале заднего вида любопытствующий взгляд шофера, только стиснула зубы и, резким жестом расправив юбку кремового льняного костюма, непроницаемо уставилась вперед. В конечном счете, сказала она себе, не следует удивляться. Этот великолепный дом стал лишь последним ударом за бесконечно длинный день, в продолжение которого одно потрясение сменялось другим до тех пор, пока все в ее голове не перемешалось…