Ну а потом они пошли в город.
Громов все время тянул Котю к доктору, но настойчивости его положила конец сцена, разыгравшаяся в отделе местной регистрации. Дюша уже открыл было рот, чтобы на своем ломаном китайском объяснить: ко мне приехал друг, вот он сам, и вот его паспорт, будет жить у меня, и, согласно правилам, надо его поставить на учет, — как вступил Чижиков и донес эту информацию до конторского служащего с такой скоростью и на столь превосходном китайском, что Дюша не понял и половины из сказанного. Через полминуты Котя и китаец уже весело хихикали, оформляя бумаги, обменивались шуточками, а Громов стоял у двери как оплеванный, прижимая к себе Шпунтика и силясь понять, что происходит. «Я же тебе говорил, — улыбнулся ему покончивший с формальностями Котя. — Это переводчик. А ты не верил».
Теперь Громов стал относиться к рассказу приятеля гораздо серьезнее, что вызвало шквал дополнительных, уточняющих и наводящих вопросов; Котя охотно ответил на все, искусно обойдя тему волшебных предметов и таинственного зеркала. В результате Дюша если и не поверил окончательно, то был уже на пути к тому. По крайней мере, больше к «доктору по голове» сходить не предлагал. Зато захотел встретиться с Сумкиным, что Котя ему твердо пообещал.
Зашли в Дюшину лавку — обширное помещение в ряду ему подобных, заполненное всевозможными чаями в самых разнообразных упаковках. оно располагалось в громадном здании, именуемом не иначе, как «Чайный дворец». лавка Коте понравилась: симпатичная. И он с удовольствием выпил свежезаваренного пуэра, который ему предложила веселая китайская девушка, сидевшая за затейливым деревянным столом, уставленным заварочными принадлежностями, а также глиняными фигурками разных животных, среди которых была пучеглазая жаба с монеткой в пасти. особое впечатление на девушку произвел Шпунтик, но погладить кота ей не удалось, ибо кот оказался для девушки слишком быстрым. Это обстоятельство вызвало волну восхищенных охов и чуть разочарованных вздохов, но тут Чижиков заговорил по-китайски, и девушка всецело переключилась на него. Котя уже выдумал прекрасную отговорку — теперь он всем китайцам сообщал, что родился в Пекине. Работало отлично: во-первых, тут же снималось напряжение, возникавшее, когда собеседник слышал иностранца, говорящего по-китайски без малейшего акцента; во-вторых, Чижиков довольно быстро заметил, что собеседник, узнав о его пекинском происхождении, тут же терял к нему интерес и переставал воспринимать Котю как чужеземца. Сплошные плюсы! Чижиков решил при случае похвастаться своими этнографическими достижениями перед Сумкиным. Партнера Громова, Гу Пиня, на месте не оказалось, и, попив чайку и поболтав с девушкой, Котя и Дюша поехали на такси в центр Пекина, дабы неторопливо пересечь Тяньаньмэнь — главную площадь Поднебесной, ну и до кучи поменять деньги. В результате обмена Чижиков стал обладателем толстой пачки розовых стоюаневых бумажек — есть на что со вкусом поесть и выпить пива, поджидая звонка Сумкина. Так незаметно, шаг за шагом, друзья под вечер оказались на хоухае, на улице баров.