В этот момент впереди слева раздались дикие крики радости — это кельты окончательно сломив оборону на своем пути, прорвались в тыл этолийской фаланге чуть раньше него самого. С ними были и десятки скифов, чьи копья и высокие шлемы Федор заметил уже позади строя этолийцев.
— Ну вот и все! — сплюнул Федор, скорее почувствовав, чем увидев, пробежавшую по лицам этолийских фалангитов тень, предвестницу поражения, — пора и нам поставить точку в этом деле. За мной, ребята!
Удар морпехов, воодушевленных первым успехом кельтов, смял остатки этолийской фаланги на этом краю фронта и пробился к неприятелю в тыл. Благодаря быстрому перемещению, которое теперь стало возможным, Чайка обошел построения этолийцев и нанес им удар в спину. Теперь весь левый фланг, еще недавно так отчаянно атаковавший карфагенян, оказался зажатым между силами Кумаха и Федра.
— Еще немного и я окружу весь этот фланг! — ликовал Федор, орудуя клинком впереди своих пехотинцев, — и плевал я на македонскую стратегию[8]. Филипп просто лопнет от зависти.
Продолжая развивать успех, Чайка вскоре заметил, что на вершине ближайшего холма в этолийском тылу построен небольшой отряд пехотинцев — человеке триста, — который ведет себя как-то странно. Этот отряд прикрывал несколько шатров, поставленных на холме. Видимо там находились командиры, следившие за сражением. От холма к городу вела широкая дорога. Но вместо того, чтобы атаковать прорвавшиеся силы Федора и заткнуть брешь, этот отряд, похоже, собирался отступать к городу как раз по той самой дороге. «Уж не Агелай ли собрался сбежать от нашего праведного гнева? — пришла шальная мыль в голову Федора, — так надо его остановить, пока не поздно».
— А ну-ка, бери свою хилиархию и за мной, — приказал Чайка находящемуся рядом командиру, выводя часть сил из боя. И махнув рукой в сторону бесформенных остатков фаланги, добавил, — с этими расправятся остальные.
Морпехи, приняв опять боевой строй, почти бегом направились вверх по холму. Заметив их движение, неприятель засуетился, но, к удивлению Чайки, никто не был выслан, чтобы ему помешать. Напротив, все этолийские пехотинцы дружно покинули холм и направились к городским воротам, видневшимся буквально в паре километров.
Преодолев половину подъема, Чайка обернулся, чтобы окинуть взглядом панораму боя и все понял.
— Теперь ясно, почему Агелай решил бежать, — проговорил он, остановившись на мгновение посреди песчано-желтого холма, — тем более нельзя дать ему улизнуть в город. Быстрее, орлы!
И побежал впереди всех к вершине холма, так быстро, как позволяли ему доспехи и уже порядком уставшее в сражении тело.