— Главное, чтобы ваши гости не узнали, что в Варасте львиных собак не меньше, чем ызаргов, — довольно-таки ехидно уточнил папенька.
— В Варасте их нет вообще, — почти обиделся Марсель. — Да, львиная собака, будучи неухоженной, приобретает такой вид, что профан может принять ее за варастийского волкодава, но это случается и с другими породами. Зато видели бы вы, как Готти поставил на место обнаглевших философов. Я бы взять подобное в рот не смог даже ради величайшей из целей, а ведь эти матерьялисты едва не покусали бедного Коко. Это было как раз в тот день, когда господин Альдо в последний раз в своей жизни сменил штаны…
— Воистину щит тошнотворности надежней щита невинности. — Алва прикрыл глаза ладонями. Закатные твари, в этом доме сегодня хоть кто-нибудь выспался?! — Но некоторые вещи следует уничтожать, как бы отвратительно они при этом ни хрустели. Графиня, вы опять молчите. Почему? Мы вас утомили?
— Я боюсь смотреть в спины. — Если Франческа станет талигойской графиней и родит троих сыновей, она будет такой, как Арлетта Савиньяк. — Сегодняшний обед — это тоже взгляд в спину. Вы уже все решили и обо всем договорились. Со мной обсуждать вам нечего, но вы слишком вежливы, чтобы это показать, и слишком мне доверяете, чтобы беседовать о цветах и погоде.
— Если б я стал своим отцом или живым старшим братом, я бы… повторил подвиг Алонсо. Постарался бы повторить, даже без надежды на успех. — Алва уже стоял у дверей; как он там оказался, Марсель не заметил. — Вы правы, сударыня. Разговоры на пороге пусты, а пообедать можно в любом трактире — их в здешних краях предостаточно. Виконт, вы все еще со мной?
— О да, — оживился Валме, одергивая камзол. — Тем более что вы отбываете, а граф Валмон остается.
2
Небольшой отряд затерялся в солнечных рощах. Дюжина кэналлийцев догоняет своих — ничего особенного, хотя девушки смотреть вслед будут. Заслоняясь от солнца рукой и улыбаясь своей весне и чужой дороге…
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Я не для того оставил Бертрама наедине с сырами, чтобы смотреть, как ты почти плачешь. Что ты вообразила?
Арлетта отвернулась к нависшей над балконом старой акации. Дерево помнило Алонсо и Раймонду, но все еще цвело. Их с Арно акация тоже помнила.
— Ты — дипломат, о брат мой, так заговаривай, а не растравляй…
— Если б ты была Антонием или Дивином, о сестра моя, я бы так и поступил. Что с тобой, Леттина?
— Я уже сказала. Наверное, я не добоялась за Арно, а его убили, когда ничего не могло случиться, вот и трясусь, когда уходят… Я не пророчица, я даже не суеверна, но не ждать беды не могу, и чем проще война, тем мне страшнее. Если б мальчики сцепились с чем-нибудь по-настоящему опасным, я бы не так боялась, а тут какие-то дожи, Фридрих, освободившаяся сама собой столица… Ничего серьезного, совсем как с Борнами, а кого-то все равно не станет.