Королева вправе потребовать браслет назад. Регент и временный глава олларианской церкви, она обязана вернуть реликвию Талигу, даже будучи эсператисткой. Что ж, придется признаться в том, что герцог Окделл не опроверг ложь Альдо Ракана. Завещание исчезло, но Катари хватит слова Скал, только сперва придется восстановить завещание Эрнани по памяти. Если постараться, это можно сделать.
Дикон уставился в золотисто-черную стену, заставляя себя во всех подробностях вспомнить не столь уж и давний вечер. Сюзерен не возвращался. Темнело. За окном выплясывал мокрый снег, топился камин, отблески пламени падали на шкатулку, воскрешая давно отгоревший закат. Черная башня на лакированной крышке была той же, что юноша видел сперва в Варасте, а потом — во сне, и в этом таился какой-то смысл. Человек, прятавший завещания, вряд ли сунул их куда попало, но что значит его выбор? Мрачная шутка? Намек? Проклятие? Но кому, Эрнани или Франциску, а может, обоим? Если шкатулку выбирал Рамиро Второй, очень может быть…
Получить корону из рук выскочки, укравшего твою честь и твою мать, умершего в собственной постели и швырнувшего тебе то, что мертвецам без надобности. Вместе с заботой о слабоумном единоутробном брате. Святой Алан, от такого взвоешь!
Окажись на месте Рамиро какой-нибудь Придд или Ферра, он бы вцепился в подачку, но Алва не едят дохлятину. Пасынок отомстил Франциску — странным, извращенным способом, но отомстил. Последняя воля узурпатора отправилась в Закат, а Рамиро остался самим собой, как и Ворон. Великий полководец при никчемном короле, ходячая легенда и ходячий ужас. Вешатель. Спустя Круг его странное послание попало в руки потомку Алана; это не могло быть случайностью, как и открывший тайну меча сон.
Дикон не сомневался, что видел настоящего Предателя. С Вешателем было сложнее — и не потому, что тот слишком походил на похудевшего Рокэ. Рамиро Второй не читал Веннена и не знал ни Альдо, ни Эгмонта Окделла. Оставалось признать, что Ричард говорил с собственными сомнениями, что прорастали сквозь любовь к сюзерену. И ничего удивительного, что у этих сомнений были синие глаза, — Ворон на суде и после него сказал слишком много важного.
Верность запрещает думать, но сон отметает запреты, и человек видит правду, какой бы горькой она ни была. Подобные озарения сродни пророчествам, хотя ничего чудесного в них нет.
— Да, мы враги, — сказал гостю Ричард. Это было так странно — пить вино с Вешателем, ощущать себя слегка пьяным и при этом твердо знать, что твоего собеседника нет на свете уже триста двадцать лет…