Ужас подгонял его, заставлял шагать все быстрее, хотя он уже задыхался и неприятно потел под рюкзаком. В мутных витринах магазинов и кафе он замечал свое отражение: обтрепанный и сгорбленный, словно нищий со старым вещмешком. Собственное лицо показалось Сету болезненно-бледным — выбеленное страхом, заостренное тревогой, вытянутое страданием. В глазах застыло недоуменное выражение человека, которого пытают бессонницей.
— Боже мой, — шептал Сет в числе других слов, какие бормотал себе под нос, прикидывая маршрут путешествия и повторяя его снова и снова. — Северная городская линия до Кингс-кросс, там купить билет до Бирмингема, сесть на первый же поезд…
Сет сделал привал у стеклянного фасада строительного общества, прежде чем отважиться на последний марш-бросок до станции «Эйнджел». Он стоял рядом с перекрестком, и воздух был совсем неправильным. Создавалось ощущение, будто чья-то рука упирается ему в грудь и толкает назад, а ноги немеют и идут мурашками. И тут в сознание хлынул поток видений, возникавших и пропадавших быстрее ударов сердца. Они были повсюду, эти проклятые.
Двое бродяг на скамейке велели Сету валить подальше. Они напивались, чтобы отвлечься от своих собственных галлюцинаций.
Это место в состоянии видеть только сумасшедшие. Однако безумцы настолько переполнены им, что могут лишь стоять и смотреть либо болтаться по улицам и бормотать, словно забытые пророки или свергнутые короли.
— Ты распоследняя тварь, — сообщил Сет тротуару, подставившему ему ножку.
— Ты сучий потрох, мать твою, — обругал он машину, прежде чем плюнуть ей вслед.
— Мешок дерьма, чтоб тебя… — бросил он станции метро, когда выяснил, что она закрыта по техническим причинам.
Сет молил, чтобы ему достало сил взять молоток и разнести этот город по кирпичику.
Придется идти дальше пешком. Топать по Пентонвилль-роуд прямо до вокзала Кингс-кросс. Ярость погоняла его. Он скрежетал зубами. Он не отступит. Ни перед неровной мостовой, ни перед неменяющимся освещением, ни перед нежданными дорожными работами, из-за которых пришлось сделать большой крюк, ни перед желтыми лицами, вопросительно взирающими на него, с их пергаментными ртами, шевелящимися в темных окнах подвальных этажей. Вон там что-то похожее на краба с тоненькими ножками стремительно метнулось в пыльные заросли бирючины. Сет закрыл глаза от отвращения.
Казалось, он идет долгие часы, часто останавливаясь, чтобы утереть пот, заливавший глаза, и поправить рюкзак, который отчаянно натирал спину. На периферии зрения появились какие-то белые вспышки. Все звуки замедлились и растянулись.