— Еще до знакомства с Бетти Рот и Томом Шейфером я видела эту тварь. В зеркалах и картинах. Я видела Хессена, и рассказы стариков тут ни при чем. Когда я приехала, он снова активизировался, потому что теперь ему кто-то помогает. Так говорил Том Шейфер. Шейфер так же разумен, как ты или я. Он сказал, кто-то в доме теперь помогает Хессену. Убивать, Майлз! Убивать этих испуганных стариков. Хессену удавалось держать Лилиан и всех остальных в доме, терзать их обитателями Вихря, или что он там притащил с собой, но убить их он не мог. До сих пор не мог. Но теперь в Баррингтон-хаус есть кто-то, возможно кто-нибудь из обслуживающего персонала, кто исполняет его приказы. Может, все они. Петр, Джордж, Стивен. Сегодня утром, когда Стивен рассказал мне о Шейферах, я заговорила о странном совпадении. О том, что трое самых старых жильцов умерли вот так, один за другим, и все они знали Хессена. Я рассказала ему о том, что, по мнению Бетти Рот и Тома Шейфера, Хессен до сих пор находится в здании. И Стивен очень смутился, словно его загнали в угол. С тех пор он меня избегает. Там есть еще один портье, которого я ни разу не видела. Он работает только в ночную смену. И кто знает, что он делает по ночам? А что, если за всем этим стоит кто-то из жильцов? Они все могут быть замешаны.
— Тогда иди в полицию.
— Не говори глупостей!
— Так это твой рассказ звучит глупо. Потому что он и есть глупость! Дикая, не подкрепленная фактами чушь. Нельзя же просто так, ни с того ни с сего, обвинять людей в убийстве.
Эйприл развернулась к нему, лицо ее было напряжено и сердито. Майлз вскинул руку, требуя тишины.
— Подожди, дай мне договорить. И миссис Рот, и этому Шейферу было уже за девяносто. За девяносто, Эйприл! Это же факт. Люди в таком возрасте могут умереть в любой момент. И это тоже факт. Твоя двоюродная бабушка долго болела, и ей тоже было больше восьмидесяти лет. Ни в одном случае не нашлось даже намека на насильственную смерть. Это тоже факт. Сердечный приступ, удар, это все естественные причины. Я не сомневаюсь, что все они были знакомы с Хессеном. И что его антиобщественное поведение, его картины, которые, по-видимому, соседи уничтожили, оказали на них сильное влияние. Они так и не смогли забыть ни его, ни его работы. И я даже начинаю приходить к мысли, что они могли убить Хессена и сжечь улики. Но когда они постарели, их разум… Ладно, их воспоминания помутились. И вот тогда тяжесть совершенного преступления, постоянное осознание вины превратились в эту готическую историю.
Эйприл уставилась в пол.