Воздух, который он вдохнул, был влажным и сырым.
Спустившийся с вершин, проникший меж скал, над пропастями, меж игл елей, он был резок и пьянящ. По перрону, мокрому от недавно прошедшего дождя, сновали солдаты и лошади. Рога тяжелого оружия пыталась погрузиться в их состав. На задней платформе сержант, размахивая фонарем, ругался, жестикулировал. Солдаты кряхтели, втаскивая в вагоны 81-миллиметровые минометы. Никулае ударил в нос и другой столь знакомый запах — запах мокрой кожи, лошадиной сбруи, непросохшей одежды.
— Послушай, ты! — кричал на перроне чернявый, вспотевший сержант неуклюжему солдату, который рядом с ним держал под уздцы нескольких нервно всхрапывающих лошадей. — Ты слепой, что ли? Куда, мать твою, ты хочешь погрузить лошадей со 120-миллиметровых?!
— Ну куда же еще? В поезд, — недоумевал солдат. — Я думал, что…
— В поезд, в душу твою… Ты не видишь, что ли, что только один вагон пустой, или у тебя куриная слепота! Ты думаешь, здесь, как на базаре, каждый делает, что ему вздумается?
— Ну а почему нам не дали вагоны? Что, я, что ли, виноват, госп'сержант, ведь не оставлять же лошадей!
— Ты не виноват, да? Бегом к господину лейтенанту, он в голове поезда, и доложи! Допер? — цыкнул сержант.
— А что докладывать, госп'сержант? — спросил солдат, с которого градом катил пот.
— Доложи, что у тебя ума меньше, чем у мерина… Скажи, что у вас нет вагона, чтобы грузить кляч со 120-миллиметровых! Вот что доложи!
— Понял, я пошел. Пусть Костан посмотрит за лошадьми, скажите вы ему, меня он не послушается…
Тот, кого назвали Костаном, схватил узды лошадей, от крупов которых валил пар, и бросил на неуклюжего солдата многозначительный взгляд.
— Кто тебе разрешил распоряжаться у нас, у 120-миллиметровых, Пэкураре? — прибежал, крича на ходу, другой сержант. — Зачем беспокоить господина лейтенанта?
— Слышали? Ты что, с ума спятил, Иоан? Не видишь, что мои лошади останутся здесь, на станции?
— Что ты на нас накидываешься? — пытался успокоить другой сержант. — И придержи язык, а то господин лейтенант тебе покажет…
Солдаты остановились и, улыбаясь, подталкивая друг друга локтями, слушали, как ругаются сержанты.
— Эй вы, что смеетесь?! — набросился на них тот, кого назвали Пэкураре. — Что? Мы еще не тронулись, а вам уже в голову ударило! Ладно, у вас еще будет время посмеяться, когда столкнетесь носом к носу с гитлеровцами. Испытаете на своей шкуре. Скоро, скоро! Это вам не шуточки, посмотрю я, как вы тогда будете скалить зубы! Что стоите, давайте грузите, а то поезд тронется, а мы останемся, завязнув задом в болоте.