— Сходи за матерью, дедушка Васылие, поищи ее, скажи, что я был дома, что здоров и что отца я найду, даже если надо будет перевернуть вверх дном весь мир!..
Констандин повернулся спиной ко всем, будто не хотел, чтобы его видели, и закрыл лицо ладонями. Потом подошел к Думитру и зашагал рядом с ним к дороге. Он снова сел в кэруцу на зарядный ящик и молча глядел на сожженные дворы. Колонна тронулась дальше. Послышался топот лошадей, скрип упряжи, свист кнутов, восклицания возниц. После короткой суматохи снова установилась тишина. Солдаты молчали, но в душе у них кипела ненависть к врагу. Они не осмеливались смотреть друг на друга, что-то говорить. Все шагали с ожесточением в сердце, с потемневшими лицами. Только время от времени слышалась ругань возниц.
* * *
По ту сторону Сомеша снова била артиллерия. Мины и снаряды образовывали огромные воронки, в которых мог уместиться целый дом. Суру, лошадь командира роты, вела себя все беспокойнее. Дождь усиливался. Колеса орудий глухо скрежетали по гравию и увязали в более песчаных местах. Лошади упирались. Небо было закрыто туманом, словно чья-то невидимая рука простерла над людьми вуаль, чтобы укрыть их.
«Наши снова пошли в наступление», — подумал Думитру, пришпоривая коня. Другие лошади встревожено навострили уши и время от времени поднимали головы, трясли гривами. Они тоже знали кое-что, чувствовали смерть нюхом, но главным образом их пугало ее грохотание вдали.
Вскоре они добрались до помещичьего дома, где располагался КП полка, и остановились. Младший лейтенант взбежал по ступенькам и вошел к командиру. Орудия, накрытые грязными брезентовыми чехлами, с которых стекала вода, замерли, подняв в сторону линии фронта стволы. Солдаты столпились вокруг нескольких скирд соломы. Констандин, печальный, подошел к входу в дом и остановился, опершись рукой о колонну парадного подъезда, глядя куда-то в пустоту, будто видел там только ему одному предназначенные образы. И орудия на дороге тоже смотрели в небо, будто в другой, далекий мир.
— Ну что скажешь, Василе? — послышался чей-то голос. — Вроде приутихли?
— Да, — с неохотой ответил другой, тоже глядя в сторону фронта, откуда теперь доносились только отдельные глухие разрывы. — Кончилась, наверное, атака. К вечеру, думаю, и мы попадем в мясорубку. Черт его знает, доведется ли нам увидеть завтрашний день!..
— А ну хватит вам каркать! — прикрикнул на них Никулае, дуя на мокрые пальцы и пристраивая свой багаж с приборами на широком крупе своей лошади Ильвы. — Если опрокинем их к ночи, не остановимся до самой границы, до Карея.