Отец Никулае умер от ран, полученных еще в ту войну. Сам он был тогда еще маленьким и отца почти не помнил. Мать умерла несколько лет назад. Так они со старшим братом остались сиротами. И словно проклятие — через год после смерти матери поднялась, как никогда, вода в речке и снесла их дом. Братья поспешно перенесли свой скарб в старую лачугу дедушки — все равно она пустовала с тех пор, как старики умерли, и устроились там. Потом Никулае ушел на фронт. «Оно и лучше, — думал он. — Если вернусь жив-здоров, может, и я получу немного земли. С погоном [1], оставшимся от матери, как-нибудь выкручусь…»
Между тем он понял, что смысл войны совсем иной, что старшина, который еженедельно приходил к ним на батарею с большим голубым реестром под мышкой, издевался над ними.
— Эй, сколько погонов хотите вы получить от государства после войны? Ну, служивые, давайте по очереди, по званиям! Вот ты, сержант, сколько? Двадцать? Многовато, но пойдет, записываю, дают до двадцати пяти погонов, на большее не рассчитывайте. Тебе, капрал, сколько нужно?
Но он, сержант Никулае Саву, говорил всегда: сколько дадут, столько и хорошо, господин старшина, государство знает, сколько нам нужно. «Тебе записываю три, сержант, нет, пять, — говорил старшина, мусоля губами химический карандаш и посмеиваясь. — Ведь от бояр будут давать, не из моего кармана…»
Никулае напряг слух и с трудом различил журчание речки по ту сторону делянки кукурузы. «Пойду по берегу и до утра доберусь до моста», — решил он. Но мост оказался не очень далеко, вскоре он уверенно ступил на дощатый настил. За мостом его встретил памятник героям прошлой войны… «Здесь, на свободных гранях, напишут и наши имена», — подумалось ему.
Он взял направо и вошел на хутор. Не раздалось ни лая собак, ни крика петухов. Дома, дворы — все было погружено в темноту, словно в густую, черную воду. «Спеть, что ли, песню, как раньше часто пели парни на улицах? Но какую? «Песню горных стрелков»?» — улыбнулся он про себя. У него не хватило смелости открыть рот. Напротив ворот своего дома остановился, протянул руку за крючком. Рыча, к воротам бросился пес.
— Замолчи, Цыган, это я!
И пес, тявкнув несколько раз, убежал назад к порогу. Посреди двора сержант остановился и посмотрел вокруг.
— Вставай и зажги свет! — услышал он голос брата от дверей. — Нику пришел!
Они молча пожали друг другу руки на пороге. Свет в окне несколько раз вздрогнул, потом начал гореть в полную силу. Вошли в дом.
— С возвращением, братец! — встретила его заспанная невестка, появившись в ночной рубашке. — Ты, наверное, проголодался, я сейчас что-нибудь приготовлю.