Нет, не захотелось. Но старшина в этом еще не убедился.
— Чтобы блестело, как солнце! Как венецианское зеркало!
Поясница, лопатки, спина — они словно чужие. Ноги готовы переломиться в коленях. И эта каптерка, которая вначале казалась мне вполне доступной по размерам, теперь вырастала в ангар для самолетов. Старшина беспрестанно проверял мою работу. В мокрый кафель можно было смотреться, как в воду прозрачного озера. И если ему казалось, что где-то недостаточно блестит, он звал меня перемывать, после чего я вынужден был вытирать еще в следы от его сапог. Но все имеет свой конец. И старшине пора уходить домой.
— Еще не готово?
Достает часы, опаздывает, видно, но хочет дождаться от меня доклада, что работа окончена. Мне же спешить некуда. И я методично начинаю все сначала. Старшина выстукивает пальцами дробь по полке, затем длинной пластмассовой линейкой начинает стучать по голенищам сапог. Только мне незачем нервничать. Я тщательно отполаскиваю тряпку, расстилаю ее на полу во всю длину и, растопырив пальцы, начинаю водить ею влево-вправо, влево-вправо, как при косьбе.
Наконец терпение старшины лопается, и он уступает:
— Выйди!
Мою ведра и кладу их вверх дном в том же порядке, в каком их брал. Полощу тряпки и вешаю их сушиться. Мою руки, опускаю закатанные рукава, подтягиваю ремень, одергиваю гимнастерку, вытягиваюсь перед старшиной, который стоит в нетерпении в углу каптерки с фуражкой в руке, и подношу руку к пилотке.
— Рядовой Вишан Рэзван, второе отделение, второй взвод, докладываю — ваше приказание выполнено!
— А что это ты опять смеешься?
— Я не смеюсь, товарищ старшина!
— Значит, это я обманываю? Ты это хочешь сказать?
— Докладываю вам, что вы не можете обманывать.
— Так ты улыбался или нет?
— Докладываю вам, что не улыбался.
— Смотри, ты и сейчас улыбаешься, скажи, что не улыбаешься.
— Докладываю, что не улыбаюсь!
На самом деле мне доставляло удовольствие улыбаться, и я совсем не прятал улыбку, потому что не смог бы сделать это иначе, как засунув голову, например, в одно из ведер. Я не хохотал, но, несомненно, предательски смеялись мои глаза и губы.
— Ты у меня посмеешься, я тебе покажу. Я заставлю тебя выучить воинские уставы и уважать старших.
— Докладываю вам, что я уважаю старших и знаю воинские уставы.
Неизвестно, сколько бы продолжалось все это, если бы старшина не торопился.
* * *
У каждого свое: у старшины — каптерка с имуществом, у лейтенанта — люди. Один старше званием, другой дольше служит в армии. Лейтенант был молод, просто мальчишка в военной форме. Старшина — служака старый. И если хорошо поразмыслить, то лейтенант больше нуждался в старшине, который распределял обмундирование и мог по своему усмотрению доставить определенные неприятности во время приема или обмена обмундирования. Поэтому молодой офицер вспыхнул, узнав, что его солдат был направлен на работу в нарушение распорядка дня и плана занятий. Разговор шел в каптерке, с глазу на глаз, но находившийся в это время за стеллажами солдат рассказал мне о нем.