— Да ты свихнулся… А я один только не верил, что ты свихнулся, хотя были на то причины…
— «Ты спрашиваешь, сколько он прожил? Прожил, продолжив свой век в последователях, оставаясь постоянно в их памяти».
— Ты от меня что-то скрываешь! Это нечестно!
— «Это не означает, что я бы отказался продлить жизнь еще на несколько лет. Я утверждаю также, что ничто не убавило мне счастья жизни, несмотря на то что она подходит к концу. Ибо я подготовился давно к этому дню, который надежда моя жаждет определить мне как последний, но и не было дня, на который я не смотрел бы как на последующий».
— Если ты совсем выжил из ума, мне ничего не остается, кроме как…
— «Зачем спрашиваешь, когда я родился? Каждому свое. Точно так же, как человек маленького роста несовершенен от природы, точно так же жизнь в какой-то короткий отрезок времени может быть несовершенна. Возраст — это нечто внешнее».
— Никто не берется за черенок метлы в свое свободное время просто так, ради развлечения!
— «Не от меня зависит, сколько живу, но от меня зависит, сколько бы я ни жил, быть». Быть, Вишан! То есть прожить жизнь, а не пройти мимо нее!
— Это и есть цель, которая является для тебя главной?
— «Спроси меня, какая самая большая продолжительность жизни? Жить, пока не станешь мудрым. Тот, кто постигнет мудрость, коснется не самой отдаленной цели, а цели самой видной. Он возвратит природе жизнь лучшей, чем та, которую он получил от нее».
— Сократ?
— Сенека!
— Хорошо! Оторвись и послушай меня.
— Бишан, отстань! Дай мне дочитать. Сейчас закончится перерыв, а осталось всего несколько строчек.
— Зачем это ты занимаешься самоподготовкой в умывальной, а мне говоришь, что тебе это не доставляет удовольствия?
— Ты что, чокнутый?
— Ты можешь говорить и на таком жаргоне, который не очень тебя украшает, только объясни мне, что происходит.
— Сначала ты мне скажи, что за дурацкая мысль тебя преследует?
— Моя мысль такова, какой я ее выразил. Ты готовишься стать кадровым военным? Ребята говорили, что, когда ты перед зеркалом авторитетно приказал: «Слушай мою команду», ты преобразился, как маленький Наполеон, когда тот бегал по уголкам сада военной школы.
— Дураки они!
— Если ты не загорелся мыслью стать великим полководцем, значит, ты тронулся.
— Мне жаль, что я тебя разочаровываю, но, насколько я знаю, — ни то и ни другое.
— Если подумать, то может быть и третья версия.
— Хватит этих глупостей, я больше не вытерплю.
— А ради чего же ты говорил о комплексах? Об обезличке, о том, что приходится, как автомату, выполнять какие-то приказы и так далее. Это говорил именно ты, образцовое по собственной инициативе дитя и ученик. Нет, ты вспомни. Разве ты не говорил: «Понимаешь, я должен преодолеть кризис, беря на себя инициативу отрабатывать упражнения дополнительно, в свое свободное время, и никому до меня нет дела»?