Глава восемнадцатая
Только перед самым рассветом Наташа Коврова вышла на лесную прогалину, которая была для нее первым ориентиром. Впереди, плавая в лунном свете, лежала полоска низкого кустарника, а чуть дальше виднелись контуры кирпичного домика с двумя слабо светившимися оконцами. В нескольких десятках метров маячил входной семафор. Она поняла, что точно пришла к месту назначения, к западной границе станции Юдино.
Коврова остановилась, прилегла на жиденькую подстилку из опавших листьев, с удовольствием отметила, что сумела, несмотря на изрядное плутание по ночному лесу, выдержать азимут, взятый ею от водокачки. Вначале идти было очень трудно. Вокруг гнездилась темнота. На пути встречались сплошные заросли, и ей приходилось менять направление, отходить в сторону, кружиться иногда на одном месте в попытках найти выход из ощетинившейся, жесткой поросли кустарника, чтобы защитить легкую одежонку от цепких и колючих ветвей. Заслышав громкий шорох, треск валежника, крик проснувшейся ночной птицы, она ложилась на землю и долго выжидала. Иногда ей чудились за шевельнувшимися кустами силуэты немецких солдат, и ее обостренное зрение даже ловило матовый блеск вскинутого оружия. В такие моменты Наташа очень сожалела, что нет у нее пистолета, даже самого маленького — «вальтера» или «маузера» с крошечными патронами. Применять их в бою было бы просто смешно и несерьезно, но это оружие давало возможность уйти из жизни, минуя застенки фашистской контрразведки.
Небо постепенно светлело, и луна, беспечно кочующая в ватных облачных разрывах, то обнажала лесную чащу своим голубоватым сиянием, то опять ввергала ее в еще более густой мрак. В один из моментов, когда отчетливо обозначились окружающие деревья и отбрасываемые узкие тени, откуда-то издалека до Ковровой донеслись звуки автоматно-пулеметной стрельбы, редкие взрывы, очень похожие на гранаты. В той стороне, откуда доносилось тревожное бормотание — она помнила по карте, — должен был находиться железнодорожный разъезд Губаново. Потом снова наступила тишина.
У домика железнодорожного мастера, она стала обдумывать первые слова, которые скажет Дельфину. Предутренняя роса окропила разведчицу с головы до ног, усиливая озноб. Кругом не было ни души. Но она, подчиняясь выработанному правилу смотреть и ждать, в то же время знала, что ночью, и особенно в предутренние часы, полотно железной дороги усиленно охраняется и за его состоянием и подходами к нему следит не одна пара глаз. Останавливало Коврову от последних шагов к притягивавшему ее домику сомнение: не упустила ли какую деталь? Ей чудилось, что в стенах этого беленного известью жилья затаилась засада, специально выслеживающая радистку разведгруппы лейтенанта Черемушкина. Едкий холодок прошел по телу мелкой дрожью, но не завладел ею, а заставил перейти к действиям. Она оправила одежду и перешла полосу кустарника. И тут же ей пришлось броситься на землю. Дверь, плаксиво заскрипев петлями, открылась, и из нее вышел человек. Пошел он в сторону семафора.