Черемушкин споткнулся, угодив носком ботинка в петлю спутанных между собой стеблей пырея, чертыхнулся в душе от досады, остановился.
— Командир, — доложил Касаткин, — до намеченной точки ночного отдыха — километра два с гаком. Путь трудный, люди порядком устали. Привал просто необходим.
— Не возражаю. Совет твой на разбор условий назревающей операции принимаю.
Он подозвал к себе Коврову. Тихо поговорил с ней о чем-то. Та, внимательно выслушав, согласно кивнула толовой.
Зоненнбах за всем этим незаметно, внимательно наблюдал.
Солнце неуклонно шло к западу.
— Капитан! — Перед Зоненнбахом стояла женщина, которой он, скрывая истинные чувства, искренне симпатизировал. — Мы не должны участвовать в беседе старшего с подчиненными…
— О! Секреты, тайны! Очень хорошо! Чем станем заниматься, фройлен? — поинтересовался пленный, посматривая на отливающий синевой в ее руках автомат. «Прыгнуть бы к ней и приемом самбо вырвать оружие…»
Та, словно поняв его мысли, усмехнулась:
— Молчанием. Говорят, что это искусство вырабатывается веками человеческой жизни. Поэтому и бытует поговорка: молчание — золото.
— О! Мне почему-то кажется, простите, даже уверен, что по происхождению вы — чистокровная немка… Как бы отлично ни владел человек иностранным языком — акцент все равно заметен. Но у вас…
— Я не нахожу причин говорить с вами, капитан. Вообще бранденбуржцы отличаются своей развязностью, а главное — непостоянством и болтливостью.
— Я действительно бранденбуржец. Но откуда вы все это знаете?
— Польщена. Но мы условились: молчание — золото…
Зоненнбах понял свой промах, нахохлился и обиженно засопел.
Между тем, проводя некоторого рода инструктаж по предстоящей непредсказуемой операции — похищению бригаденфюрера СС Вайса, Черемушкин, дотошно уточнял роль каждого разведчика, соглашался, чаще отклонял казалось бы до конца продуманные, ценные предложения.
Наконец, план был принят. А затем Черемушкин тоном, не терпящим возражений, приказал освободиться от части груза, являющегося серьезной помехой в пути. Разведчикам разрешался лишь необходимый запас боеприпасов. Все лишнее, даже радиостанцию, оставляли на временной базе. То была северо-западная оконечность оврага, до которого оставалось с гулькин нос, а от нее — до домика из красного кирпича на восьмом километре шоссе Станичка — Кобылино, места расположения дальней немецкой заставы, — около трех километров уже без хохлацкого гака.
Солнце перевалило далеко за полдень, и от деревьев На землю ложились удлиняющиеся тени, когда разведгруппа капитана Черемушкина достигла желанного островка, где ждал, хотя и призрачный, но продолжительный отдых, где можно было условно скинув нервное напряжение, распрямить жарко натруженные плечи.