Внезапно и даже как-то нелепо, парадоксально в мире прочной тишины, бескрайним зеленым лесным шатром, прозвучали сдержанный стон, бряцающий металлом удар и вонзающий, как клинок ножа, удивленный возглас Глеба Сабурова:
— Что же ты, мразь, гребешь не в положенную сторону?!.
Лязг пулеметного затвора.
Черемушкин, резко повернувшись, остановился, как вкопанный.
Гауптман Зоненнбах с удивившими всех расчетом и ловкостью, освободившись от лямок заплечного мешка, под завязку заполненного ручными гранатами, с актерской ловкостью сбросил его на грудь шагающего позади Сергея Антонова, поднял правую руку для нанесения возможно смертельного удара впереди идущему Аркадию Цветохину. Но не успел. Тогда он на редкость длинными прыжками достиг оврага и исчез в зеленом разливе слабо шевелящейся листвы.
Глава шестнадцатая
Как условился с экипажем двухмоторного пассажирского «юнкерса» и сопровождающего его в полете по всему маршруту истребителя МЕО-111, обергруппенфюрер СС Веллер появился на Темпельгофском аэродроме ровно в пять утра берлинского времени, а уже десять минут спустя самолеты набрали нужную высоту и, перейдя на крейсерскую, взяли курс на Грачиный Бор — так именовался по коду главнокомандующего ВВС Рейха населенный пункт Кобылино. Выполняя волю Гитлера, Веллер спешил к своим войскам и не мог себе позволить малейшее уклонение от маршрута, хотя ему и очень хотелось повидаться со своим давним другом — варшавским губернатором доктором Фишером. Дело, которому он служил, было прежде всего.
Сидя в глубоком кресле, Веллер прозаически наблюдал, как за бортом самолета грудились ватно-кучевые облака: снизу — серовато-белые, с оранжевой каемкой, а поверху, ближе к самолетам, — ослепительно белые, с синевой, пухлые, разной конфигурации подушечки-барашки. Далеко внизу, в неровных разрывах облачности, виднелись кубики и прямоугольники населенных пунктов, резко контрастирующие между собой зеленые поля и луга и марево лесных массивов. Прошла и исчезла, оборвалась у самого Одера слабозагруженная автострада Берлин — Штеттин. Крылатая машина как бы нехотя пересекла железную дорогу Котбус — Зелена Гура — Познань. Проплыл и растворился в утренней дымке Торн, дома которого по окраине с высоты были схожи на тесно прижавшиеся друг к другу зерна спелой чечевицы.
Отдельные, отмеченные на местности детали, он механически сопоставлял с картой, лежавшей у него на коленях в большом кожаном планшете под желтовато-прозрачным плексигласом.
Веллер как-то забыл о карте на коленях и незаметно перешел к своим первоначальным и последующим впечатлениям о Гитлере. Он принял своим нутром этого человека таким, каким видел его прежде в далекие годы на кладбище Танненберга с пространной, возвышенной речью над гробом фельдмаршала Гинденбурга. Там же, с горделивой осанкой, отказавшись от президентского звания, прозвал себя вождем германского народа и канцлером империи. Ноги его в высоких лаковых сапогах часто становились на носки, затем резко опускались, иногда щелкая каблуками, по-ефрейторски. На этот раз при встрече Гитлер предстал перед ним совершенно иным человеком, хотя и сохранил ряд своих прежних черт: небольшого роста, с серо-стальными глазами на бледном, уставшем лице, со знаменитой косоватой челочкой, в полугражданском, полувоенном костюме цвета «хаки». Почему-то вспомнились руки: мясистые, влажно-горячие, нервно-вздрагивающие…