— Старый пес! — хотя был еще относительно молод, произнес он, садясь на рассвете в случайное такси на Принцальбрехштрассе, чтобы добраться до самолета, ожидающего его на аэродроме Темпельгоф.
— Это вы мне, герр генерал? — спросил пожилой водитель таксомотора.
— Нет-нет, старина, — добродушно отозвался Веллер.
…Обергруппенфюрер СС освободился от стесняющего его движения парашюта, подобрал с сидения объемистый портфель, опустился по поданной стремянке на землю и был встречен комендантом аэродрома — сизолицым, тучным подполковником Дирксеном и начальником местного гестапо — седоватым, с серо-синими глазами штурмбанфюрером СС Шмидтом. Обменявшись с обоими стандартным приветствием, Веллер попросил офицеров посодействовать ему связаться по телефону с варшавским губернаторством. Тем временем к приземлившемуся самолету подошел тягач и стал буксировать его к ремонтным ангарам. Через минуту-две заработал коммутатор губернаторства и, ему подали телефонную трубку. Веллер сказал, что нужен доктор Фишер.
— Кто просит? — поинтересовалась трубка грудным женским контральто.
Веллер представился.
— Какими судьбами, Людвиг? Дорогой мой, ты свалился, как снег на голову. Рад! Мне не верится, что мне телефонирует за столько лет друг детства и юности. — Рокотал в мембране густой и сочный голос Фишера. — Высылаю машину.
— Я имею в своем распоряжении всего пару часов. И то навряд ли…
— Как тебе не стыдно, Людвиг! Учти! В Сохачеве, как и во всех районах Варшавы, неспокойно. И тебе, генералу СС, следует быть настороже.
— Хорошо! Только машину не высылай. Комендант аэродрома выделяет машину и обеспечивает надежной охраной. Подполковник Дирксен просто находка, обещает ускорить процесс оздоровления техники.
Веллер и ранее в дни молодости, и значительно позже любил бывать в Варшаве, числившейся в группе красивейших городов, одной из жемчужин в короне Европы. Она притягивала к себе не только любителей истинного искусства. Он же в свое время посещал столицу польского государства не только как лазутчик немецкого генерального штаба, хотя Германия и Польша перед и в период оккупации Чехословакии находились в дружеских отношениях. Его влекло в нее как культурного человека: ее архитектурные ансамбли старинных особняков, зданий, выполненных в чистых и смешанных стилях ренессанса, готики, барокко, а роскошные проспекты и улицы, сплетение арочных мостов, тенистые парки и крошечные скверики с пышной растительностью восхищали. Чаще, конечно, приходилось бывать во времена пронацистской ориентации польского правительства, особенно в кульминационный период 1938 года, когда на литовско-польской границе сконцентрировали сто тысяч польских солдат. Тогдашнее польское правительство требовало признания Литвой аннексии Вильно, Ковно и решения других политических вопросов в пользу Польши. Но сама Польша стала жертвой агрессии фашистской Германии.