— Как спалось-то? — спросила Аня. Тихон ответил не сразу.
— Я на сене люблю спать, чтобы небо видно было. Летом накосить, чтобы с марьянником, с колокольчиками!..
— У нас тут частным лицам косить не дают, — прозаически заметила Аня.
— А я бы и спрашивать не стал. Мне ведь не тонну надо.
Им попалась навстречу Клавдея — уже успела побывать с бельем на речке.
— Куда это вы собрались? Глядите, нынче Сдвиженье[2], в лесу змеи сползаются.
— Серьезно? — испуганно, будто в первый раз это услышала, спросила Аня.
Тихон сделал успокаивающий жест: ерунда, мол. И они пошли дальше, провожаемые удивленным взглядом Клавдеи.
…В лесу было действительно сыро и, несмотря на конец сентября, очень еще зелено и густо. Дождливая и безморозная осень не давала лесу выцветиться, пожелтеть. Только косматая трава обрыжела и огрубела. В сосняке толсто лежали сухие иглы, земля под ними прела и выталкивала из себя грибные семьи: масляки, лисички, сыроежки всех цветов — белые, оливковые, синие, красные…
— Да не бери ты их, — сказала Аня. — Подумаешь, грибы!..
Она перешла на «ты» и очень волновалась. А Тихон как будто этого совсем не замечал, занялся грибами. Палкой он разрыл хвойный ворох и нашел под ним два маленьких, сросшихся парой белых грибка-карапузика в пол мизинца высотой.
— Вот вы где, шельмецы!..
Потом его внимание привлекла сытая птичка с толстым сердитым носом. Она клюнула красную ягоду на кусте шиповника и тихо, с шипом, присвистнула. Сразу же рядом оказалась вторая птица, такая же сытенькая, но менее заметная пером.
— Видишь, нашел пищу и дамочку пригласил! — показал Ане Тихон.
— Нужны тебе воробьи эти!
— Хороша! Снегирька от воробьев отличить не можешь. Он набрал грудку красной брусники и хотел положить ей в рот.
— Да я не люблю ее, — сказала Аня. — Все губы свяжет…
— А что же ты вообще-то любишь? — спросил Тихон, прищурив свои карие, опасные глаза. — Тебе тогда и в деревню ездить нечего. Ходи на Неглинную, в Пассаж.
Они поглядели друг другу в глаза. «Чего это он придумывает? Как будто издевается…»
Аня знала все эти лесные места как свои пять пальцев и заблудиться никак не могла. Но страшно боялась вдруг остаться среди леса одна. Они, бывало, с покойной матерью ходили всегда след в след, перекликались. А Тихон, как нарочно, уходил от Ани, скрывался за кустами. И не сразу откликался.
Болонья на Ане вся промокла, с полы вода натекала в резиновый сапожок. Она дрожала и уже мучалась.
— Тихон!.. — почти с отчаянием, громко закричала она.
Он вышел с той стороны, откуда она его не ожидала. Оказывается, он был тут, совсем близко. Праздничный пиджак и ботинки его были тоже совершенно мокры — не пожалел.