— Чего ты испугалась? — спросил он очень ласково, заметив бледность и тревогу у нее на лице.
— Я не испугалась, Тихон, — тихо сказала Аня. — Ты не уходи от меня…
Он понял. Поставил на траву свое лукошко и подошел к ней.
Домой они все-таки несли грибы. Их набрал Тихон, десятка два не крупных, только утром вылезших из земли белых. Он подстелил под них травки и всю дорогу любовался на свое лукошке, перекладывал в нем эти грибы, чтобы было покрасивее.
«Чему он радуется?.. — с недоумением думала Аня. — Рад, что женщину нашел по себе, или грибы эти ему все на свете заслоняют?..»
То ли вспыхнувшие чувства помешали, то ли она совсем разучилась искать, но сегодня Аня так и не увидела ни одного ценного гриба и очень удивлялась, как это их видит ее спутник.
— Гриб любит, когда ему поклонишься, — объяснил Тихон. — А места, верно, у вас хорошие. Не наврала ты мне, рыженькая моя!
Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. Она хотела подставить губы, но он уже шагал дальше. Аня шла за ним и думала: что же такое происходит? Как этот человек за какой-нибудь неполный день сумел взять над ней такую власть? Она уже сегодня пообещала ему, что дома своего в деревне не продаст: глядишь, и еще когда-нибудь соберутся сюда. Ей пришло в голову, что ее дом, может быть, и есть та приманка, на которую клюнет этот красивый, ласковый и в то же время опасный мужик. Все ему тут так нравится! Пиджак вымочил, ботинки испортил, а идет радуется, как мальчишка. Или уж правда тут у них так красиво, богато, хорошо? Что же она раньше-то этого не замечала?..
— О чем задумалась? — спросил Тихон.
— Да так… И сама не знаю.
— Ну, подумай, подумай. Это никогда не мешает.
«А ведь он вроде смеется?..» — уже тревожно прикидывала Аня. Она настолько была этим Тихоном загипнотизирована, что, ничего не зная о нем самом, про себя почти все ему выложила. Ей думалось, что все равно, если будут они вместе, он ее обо всем строго расспросит. А ей хотелось эти расспросы опередить, выглядеть искренней и доверчивой. Тихон слушал ее внимательно, как будто хотел запомнить каждое слово. Но потом спросил довольно равнодушно:
— А чего это ты передо мной все исповедуешься? Я ведь тебе не поп.
— Да чтобы ты не подумал, Тиша, что я очень женщина плохая. Бывают гораздо похуже.
— А я и не думаю. Наверное, бывают. Ты у меня сладкая, ванильная! Вроде торта! — И Тихон похлопал ее по мокрой голубой болонье.
Аня невольно понюхала воротничок отсыревшей, помятой блузки. Привычка мешала ей улавливать свой сладкий запах. Сейчас она слышала только запах сырых хвойных иголок, налипших на ее плащ и засыпавшихся за шею.