Констанс же не находила ничего забавного в поведении Гриффина и не преминула сказать ему об этом.
— Вообще-то этот вечер должен был стать нашим выходом в свет.
— Неужели? — спросил Гриффин удивленно.
— Я полагала, здесь мы могли бы объявить о помолвке.
— Вы полагали? — Он заметил Харриет, которая стояла за спиной у тетушки Примроуз. Выражение явного неодобрения на их лицах доставило ему истинное удовольствие.
— Мой отец уже получил все бумаги, необходимые для нашей свадьбы.
— Бумаги эти касались моего почившего брата, но не меня.
Констанс холодно улыбнулась и последним па встала в позу дуэлянта.
— Ваша светлость чрезмерно честны.
Он поклонился и подумал с облегчением, что танец, наконец, закончился.
— Жаль, что вы, миледи, честны лишь при лунном свете.
На какое-то мгновение она застыла, не совсем понимая, о чем говорит герцог, но затем ей стало все ясно, и она ответила, не удосужившись даже солгать:
— По крайней мере, я не путаюсь с теми, кто ниже меня по рангу. А если вы имеете в виду лорда Харгрейва, так он просто друг, и не более того.
Гриффин проследовал за Констанс в обеденный зал. Констанс попрощалась с теми из гостей, кто не был приглашен остаться на ужин. Ее черные волосы аккуратными завитками лежали на белейшей коже. Такую белую кожу он видел разве что у Эдлин. Глаза Констанс сияли холодным светом далеких звезд.
Она неожиданно остановилась. Люди стали собираться вокруг них.
— Теперь вы можете поцеловать меня.
— Но ведь на нас люди смотрят.
— Знаю. Просто поцелуйте меня, и дело с концом.
Целовать Констанс для Гриффина было делом таким же привлекательным, как целовать осиное гнездо. С другой стороны, когда это мужчины клана Боскаслов отказывались от подобных предложений?
Констанс подставила лицо.
— В щечку. Сжатыми губами.
Гриффин молча смотрел на нее. Констанс выглядела так, словно на нее вот-вот должен был упасть топор гильотины.
— Может, просто пожмем, друг другу руки и разойдемся по домам?
— Если ваша светлость не окажет мне честь сегодня, то назавтра все газеты будут трубить о нашем разрыве.
— О разрыве? Но мы ведь даже не обручены. — Гриффин усмехнулся. — Какой же сложный мир этот лондонский свет. Вынужден признать, что меня это вовсе не интересует.
— Ваш брат инстинктивно чувствовал, что необходимо оказывать определенное уважение к тем ролям, которые мы играем в этой жизни. А вот ваши инстинкты, боюсь, гораздо менее цивилизованны.
— И поэтому вы их боитесь? — спросил Гриффин с нескрываемым любопытством.
— Я боюсь, ваша светлость, как бы вы нас обоих не выставили на посмешище.