Кого нужно, уже предупредили: при свете луны сверху спустили решетчатую конструкцию; сопровождавшие Дионисия очень осторожно положили его туда, закрепили ремнями и подали сигнал на подъем. Оставшись внизу, они с волнением наблюдали за тем, как хрупкое сооружение из переплетенных ветвей удаляется куда-то ввысь, чтобы в конце концов исчезнуть на головокружительной высоте, в похожем на глазницу черепа входе в пещеру, прорубленном в черной скале.
Они находчиво и ловко выполнили порученное им задание — и теперь могли двинуться в обратный путь, чтобы сообщить Филисту об успехе предприятия. Дионисий отныне находился в надежном месте, в недоступном убежище среди гор, напоминающем чем-то орлиное гнездо. Опытный человек теперь станет заботиться о нем — местный житель-сикул, лекарь, почитаемый своими соплеменниками. Филист верил в него больше, чем в сиракузских медиков, высокообразованных, опытнейших хирургов, привыкших очищать, прижигать и зашивать раны воинов, возвращавшихся с поля боя, но не лечить коварные воспаления, часто развивающиеся в этих ранах.
Дионисий много дней провел в том уединенном месте, находясь между жизнью и смертью, часто пребывал во сне, вызванном слабостью, кровопотерей и снотворными средствами, смешанными с диким медом, которыми его поил старик-сикул, ухаживавший за ним. Когда наконец больной пришел в сознание, первое, что он увидел, услышал и ощутил, был вход в пещеру, обрамляющий яркое пятно света, пересекаемое проносящимися облаками и птицами, щебетание жаворонков, запах дрока и женское пение, казалось, исходившее из окружавших его стен.
Потом она явилась к нему сама — вся золотистая от солнца, черноглазая и черноволосая. Не говоря ни слова, она уставилась на него любопытным и пугливым взглядом дикарки.
Дионисий едва успел осознать, что это странное создание действительно находится рядом с ним, как она уже исчезла. Быть может, то был лишь образ из его сна или же одно из многочисленных обличий, в каких Арета навещала его каждый раз, как воспоминания о ней начинали мучить его душу.
Он со стоном опустился на свою лежанку и потрогал левой рукой рану. Шрам все еще болел от прикосновения, но уже почти подсох. Он ощупал свое лицо и понял, что у него отросла длинная густая борода. Он был так слаб, что каждое движение вызывало сильное потоотделение и учащенное сердцебиение. Увидев миску с водой, он сделал из нее несколько больших глотков, после чего попытался доползти до выхода из этого логова, чтобы выяснить, что находится снаружи.
Оказалось, что выход ведет лишь к краю пропасти, на дне которой посреди цветущего луга бьет ключ с прозрачнейшей водой, а в нем поблескивает солнце. Правда, длинные и мощные ветви платана, раскинувшиеся над источником, несколько мешали любоваться этой картиной. У него закружилась голова, и сверкающая бездна чуть было не затянула его. Еще мгновение — и он бы полетел вниз, словно жаворонок, опьяненный солнцем; так в один миг настал бы конец нестерпимой тревоге, заполнявшей все его существо по мере того, как он осознавал, сколь безгранично отныне его одиночество.