Не соглашайтесь же на веру дремлющую, на смутное познание Бога, пробудите ее. Как? Так же, как по утрам вы будите вашего маленького Марка: сперва он с трудом раскрывает свои отяжелевшие от сна веки, ничего не понимая, и готовый вновь погрузиться в сон. Но вы снова его окликаете, он пробуждается наконец, его взгляд встречается с вашим улыбающимся взглядом; он также улыбается в ответ, и внезапно в нем вспыхивает интерес к наступающему дню, который обещает быть таким чудесным! Точно так же и здесь: предложите взгляду вашей веры то, что способно приковать ее внимание, заставьте ее вновь обратиться к лику Божию, который она уже почти не различала в своей полудреме. Но не надейтесь, что удастся в несколько мгновений, ни даже в несколько недель пробудить уснувшую веру, что удастся так скоро придать ей радость, проницательность, интенсивную жизнь. Великим средством вновь воодушевить ее, обогатить, оживить является медитация, т. е. молитва-размышление. Тем, у кого есть живая вера, ибо они упражняют ее в течение дня с помощью учения и размышлений, не остается ничего иного, как только любить, когда они приступают к молитве. Другим же предстоит терпеливо и тщательно упражняться в познании Бога через медитацию. В конце концов их вера непременно пробудится, оживет, возбудит в них любовь и поддержит их молитву. Я советую вам повторять время от времени молитву св. Августина, которая пробудит в вас потребность познания и поощрит ваши поиски: «Господи, мой Боже, моя единая надежда, услышь меня! Не допусти, чтобы по расслабленности я прекратил искать Тебя, но сотвори, да пламенно ищу лица я Твоего. Даруй мне силу искать Тебя, Тебя, Который позволяешь мне все более и более находить Тебя. Перед Тобой и сила моя, и моя немощь. Перед Тобою все познание мое и все мое невежество: там, где Ты отворяешь мне, прими мое вхождение; там, где Ты затворяешь, отвори на зов мой».
И вы тоже спрашиваете у меня книгу по медитации! Но научитесь же постигать ту, которую Бог вам дал: ваше супружество. Поясню. Когда я был еще молодым священником, я любил навещать моего друга-художника в его мастерской. У подлинных артистов встречается одно качество души, которое, похоже, составляет их привилегию (не скажу: монополию, ибо его встречают также у святых): это особенная свежесть чувств, — может быть, следует сказать — простодушие, что-то вроде духовного детства. Мой друг обладал им в исключительной степени. Возраст словно бы отфильтровал и очистил это свойство его души. И когда он обходил свою мастерскую, показывая свои картины, восхищаясь ими, как молодая мать своим новорожденным, это ни в коей мере не стесняло зрителя: ни малейшего следа тщеславия в нем не было, только воодушевление.