— Черт, сумка в багажнике! — едва не простонал любимый, стиснув зубы. — Все вещи в багажнике…
Он сделал попытку подойти к краю ямы, но его ноги тотчас ушли по колено в грязь. Неловко взмахнув руками, Ефим оступился. Почва под ногами поехала, я с воплем бросилась вперед и, упав на коленки, уцепилась за его ремень. Извозившись, словно две свиньи, мы все же выбрались и без сил рухнули на твердую почву. Мне очень хотелось зареветь, но, взглянув на свои руки, я сообразила, что вытереть слезы нечем, а без этого что за радость плакать? Прошло несколько минут, Ефим поднялся и протянул руку.
— Вставай, — хмуро бросил он, — на земле холодно…
На земле было не только холодно, но и чрезвычайно сыро, я поднялась и посмотрела ему в глаза. Что теперь делать? Мне, например, в голову ничего дельного не приходило. Но тут Ефим показал, что настоящий мужчина не теряется ни при каких обстоятельствах, даже если он только что самолично утопил свой собственный «Мерседес» в черной вонючей луже. Побегав каких-нибудь десять минут вдоль ямы, он остановился, посмотрел, как я старательно выбиваю зубами зажигательный мотив, и сказал:
— Бешеный!
Звучало это завораживающе и обнадеживающе, оставалось только надеяться, что он не себя имеет в виду.
Я поняла, что не ошиблась, с возрастающим интересом наблюдая, как Ефим извлек из кармана куртки нечто, что я приняла сначала за сотовый телефон, и стал в него орать:
— Бешеный, Бешеный, прием!
— Сотовый здесь не берет! — жалко пискнула я, но Ефим махнул рукой, чтобы я заткнулась, и снова стал пугать местных лягушек.
Сообразив, что это рация, я приуныла, в подобные глупости я не особенно верю. Да и кто, интересно, должен ему ответить? Через несколько минут Ефим выдохся, тряхнул напоследок рацией и убрал ее в карман.
— Не отвечает! — сообщил он. Я заметила, что особой грусти в его голосе нет. — Ну что, замерзла?
Кивнув, я шмыгнула для убедительности носом, Ефим понимающе покивал:
— Все вещи того.., тю-тю… Переодеваться не во что…
Это я и без него знала, еще я знала, что замерзла окончательно, и, если мы простоим под дождем еще полчаса, воспаление легких и смертельный исход мне обеспечены.
— Что делать будем? — поинтересовался он. Мне показалась несправедливой попытка переложить на меня часть ответственности за наше спасение, и я, хотя уже имела на этот предмет кое-какие мысли, пожала плечами.
— До города сколько? — спросил он. Я обрадовалась, поняв, что его мысли работают в нужном направлении.
— Отсюда километра три, — предположила я, — но точно не могу сказать, с линейкой я здесь не лазила. Слушай, а эти, которые на машине, как ты думаешь, где они?