Она плавно вытекла на открытое пространство, такая хрупкая и маленькая. Девочка-припевочка, одетая в клетчатое платьице, с куклой в руках, с двумя синими, как васильки, бантами в тоненьких косичках. Волосы были рыжие-рыжие, такого цвета, который бывает у искусственных молочных продуктов с добавлением якобы натуральных фруктовых соков. Девочка остановилась. Такая трогательная среди всего окружающего ее безумия, такая беззащитная… что за черт?!. вызывающая желание подойти и защитить… что это?!. подружиться с ней, ведь наверняка ей тут одиноко… да что творится-то, что?!!
Скрип, снова скрип открываемой двери, даже и не двери, а дверей. Он идет сзади, оттуда, откуда мы пришли. Хочется повернуться, но нет сил. Потому что есть только это маленькое создание впереди, такое хорошее, наверняка ждущее помощи… почему?.. какой, на хер, помощи в Интернате ждет эта тварь?.. и ей, наверное, так нужна ласка… да что же такое?.. вот ей сейчас поможет добрая тетя… сестра?.. СЕСТРА!!!
Скопа шла к этому маленькому чудовищу, так и стоявшему к нам боком. Я не мог ничего сделать, руки были ватными и висели вдоль тела, их тянул вниз вес такого бесполезного сейчас оружия. Сдобный стоял ко мне вполоборота, странно дергаясь. И сквозь шлем, еле подсвечиваемый изнутри зеленоватым светом датчиков, мне было видно его лицо. Бледное, блестящее от покрывшего его пота, с шевелящимися губами. В голове билась всего одна мысль: попали… попали… попали…
Сзади надвигался тихий шелест множества ног, крадущихся к нам. Я попытался повернуться, чтобы увидеть, хотя бы увидеть тех, кто сейчас нападет, но не вышло. Тело не хотело слушаться, скованное по рукам и ногам чьей-то совершенно сумасшедшей волей, и лишь глаза следили за сестренкой, идущей к своей смерти. Девочка повернулась, медленно, поднимая голову. Ох, ты ж черт!
Платьице за десятки лет стало рваной тряпкой с еле видным рисунком каких-то красноватых цветов. Кукла была без глаз, с многочисленными стежками, идущими по всему ее личику, почерневшему от времени. С ручками и ножками, открученными у мелких Измененных и потом пришитых к пластиковой болванке туловища. Волосы девочки казались париком, плохим париком, приклеенным к слишком большой для тщедушной фигурки голове. Несколько выбившихся прядей развевались в полном безветрии коридора. Лицо… ох, Господи ты Боже мой, ее лицо. Бледно-восковое, с застывшей дикой улыбкой на растянутых и треснувших губах с сочащейся сукровицей, а за ними видны мелкие острые зубы. Нос, давно впавший, с черными дырками ноздрей. Глаза, огромные, с очень четко видимой вертикалью черного зрачка, идущего через радужку, заполнившего ее и вытеснившего белок. Засохшее бурое пятно в уголке рта и такие же, густо заляпавшие ветхую ткань, мелкие россыпи на платьице. И очень большой, покрытый почерневшей коркой тесак с деревянной рукояткой в левой, до этого момента невидимой нам руке. А сестра медленно, как игрушечный робот на севших батарейках, шла и шла к ней. Сзади подходили все ближе.