В этой сцене «режиссер» Билл Колман рассказывал «актерам» Марти Кейл и Питеру Голду, как им играть следующую сцену. А Мадлен Кроу якобы пришла им всем вредить.
Мадлен подошла к Биллу, обняла его за плечи и взъерошила рукой его волосы. Потом она грациозно наклонилась и стала что-то сладко шептать ему на ухо.
А настоящий режиссер Бенджамин Мортон должен был снять на фоне этого лишь грустный взгляд Марти Кейл. К Питеру Голду эти страдания никак не относились, поэтому ему разрешалось просто терпеливо подождать, когда Мадлен Кроу отлипнет от Билла Колмана.
А Марти подняла печальные глаза на Билла и медленно-медленно отвела их в сторону.
— Снято, — сказал Бенджамин Мортон.
Все приготовились поаплодировать.
— Хорошо получилось, — похвалил Ричард Дармер.
— Нет, — сказал Бенджамин, — будем переснимать.
— Но почему? — не понял Ричард.
— Я тоже не понимаю. Мне, например, все понравилось, — сказал оператор Тони Блейк.
— Марти, — сказал Бенджамин, — твой взгляд был слишком открыт.
— Ну и что?
— А это твои внутренние страдания, — принялся объяснять ей Бенджамин, — и ты никак не должна показывать Биллу, что это ранит тебя.
— По-моему, я это и показала! — возмущенно сказала Марти Кейл.
— Да, — согласился Бенджамин, — ты это показала. Но слишком открыто.
— А я как должна это показать?
— Ты вообще не должна это показывать. Тебя это ранит глубоко-глубоко внутри. Ты сама еле слышишь эту боль. А тем более ее не должен слышать зритель. Он просто должен знать, что эта боль где-то глубоко внутри тебя.
— Я это и показала!
— Марти, не спорь со мной. Покажи это еще раз, не показывая этого всем.
— Ха-ха, — сказала Мадлен Кроу, — но это же — пойди туда, не знаю куда!
— Марти понимает, о чем речь, — спокойно сказал Бенджамин.
И в следующем дубле Марти Кейл показала свою боль, не показывая ее всем. Она еле-еле прикрыла глаза при виде того, как Мадлен Кроу запустила руку в волосы Билла Колмана. А когда Мадлен припала губами к его уху, Марти медленно отвела взгляд в сторону.
— Снято, — сказал Бенджамин Мортон. — Всем спасибо. Марти — отдельное спасибо.
— И мне спасибо? — сладко улыбнулась Мадлен.
— Конечно, и тебе, — сказал Бенджамин, вытаскивая сигарету.
Тут уж Мадлен тоже пришлось срочно захотеть покурить. И она, покачивая бедрами, направилась прикурить свою сигарету от сигареты Бенджамина.
Бенджамин, как закаленный в различных жизненных боях мужчина, стойко выдержал испытание многообещающим взглядом Мадлен в двух дюймах от своей сигареты и уже собирался с облегчением вздохнуть, когда ее сигарета наконец-то раскурилась.