Герцог сузил глаза.
— Внизу?
— Да, милорд, поддерживая несчастную узницу.
— Узницу?
— Да, милорд. Матушка Аспатрия нуждается в помощи. Я иногда засиживаюсь у нее до утра.
В дверях появился запыхавшийся Проун — с побагровевшим от непривычных усилий лицом.
— Стойте! Подождите! Я знаю убийцу! Сейчас все выяснится! Прямо сейчас! — Одной рукой он прижимал что-то к груди, другой отчаянно замахал, пытаясь привлечь внимание окружающих. — Постойте! — Вдова Саффиан сунулась было к нему, но толстяк отмахнулся. — Убийца, — сказал он, переведя дух. — Ваше высочество! Позвольте мне высказаться, я знаю, кто это сделал!
— Говори! — приказал герцог. — Кто?
Проун глубоко вздохнул и ткнул пальцем в Лайама.
— Ренфорд! Это Ренфорд, милорд!
В воцарившейся тишине слышалось лишь хриплое дыхание толстяка.
— Вы спятили! — Лайам почувствовал холод в районе желудка. Ужасная догадка поразила его.
— Нет, — торжествующе ухмыльнулся Проун. — Нет. Если я спятил, то что же тогда вот это? — Толстый квестор вскинул над головой какой-то предмет. Лайам оцепенел.
Это была «Демонология». Его экземпляр.
Трое стражников пинками подгоняли задержанного. За ними следом вышагивал Райс.
— Граф, выслушайте меня, — попробовал обратиться к нему Лайам, но, получив оплеуху, примолк. Он был так ошарашен заявлением Проуна, что поначалу воспринимал происходящее, словно во сне. Он молчал, когда герцог приказывал бросить его в подземелье, он молчал, когда стражники вели его по нескончаемым коридорам старинного замка, и лишь сейчас — на лестнице, уводящей в непроглядную темень, — попытался заговорить.
Говорить не дали, он попытался думать, но тщетно. Мысли бегали по кругу, путаясь и сбиваясь. Он должен был сжечь запретную книгу, он проклинал свое легкомыслие, однако ведь книга не может служить уликой сама по себе. Наличия книги совсем не достаточно, чтобы обвинить человека в убийстве. Проун показал герцогу что-то еще. Что? Мелок — вспомнил Лайам! О, негодяй! Проун вытащил голубой мелок из кармана и заявил, что нашел его в спальне убийцы. Именно после этого герцог и выбил из рук онемевшего Лайама меч.
— Граф, это не мой мел!
Лайам обернулся, чтобы все объяснить, но получил сильнейший удар в лицо и, потеряв равновесие, покатился по лестнице. Перед глазами запрыгали искры. С трудом поднимаясь на ноги, он услышал тихое:
— Отлично! Однако не перестарайтесь. Надо же, чтобы и виселице что-то досталось!
Колени подламывались, кровь заливала глаза. Он упал, его подняли за волосы, он снова упал.
«Мастер? Ты где?»
— Фануил! — невольно воскликнул Лайам и заработал очередную затрещину.