Глясс снова наполнил рюмки.
— Видите ли, господин капитан, — начал он, — я, собственно говоря, математик и люблю теоретические рассуждения. Исходя из этого, я предполагаю, что беседующий со мной должен, во-первых, иметь право задавать такие вопросы, а во-вторых, предоставить какую-то гарантию.
— Вы имеете в виду гарантию на сохранение вашей жизни? Или речь идет только о данном мною шансе?
— Это слишком неопределенно и весьма загадочно, господин капитан. Это, скорее всего, указывает на отсутствие у вас козырной карты. Но предположим, что я не фанатик и что теоретически я склонен к рассмотрению различных ситуаций…
— Это уже что-то, — сказал Клос.
— Я склонен только к рассмотрению отдельных вариантов, — повторил профессор, — и только с людьми, которым это поручено. Вместе с тем не следует забывать, что для немца сейчас самое большое достоинство — сохранить верность рейху.
— Верность? И во имя этого вы согласны пойти на все, господин профессор, даже на полную капитуляцию?
— Вы, господин капитан, слишком далеко заходите. Это весьма рискованно.
— Мы говорим об этом теоретически, господин профессор, — напомнил Клос.
— Теперь вы отступаете. — В голосе профессора Клос почувствовал нотки разочарования. — Однако я хочу быть уверенным, что имею дело с доверенным человеком.
— А если бы это было так? Смогли бы вы принять конкретное предложение?
— Возможно, но только в определенных границах, — ответил Глясс.
— Предложение весьма простое. Вам не следует эвакуироваться, господин профессор.
— От кого исходит это предложение?
Клос снова включил радио. Армейский марш зазвучал еще громче.
— Что вам известно о сыне, господин профессор?
Глясс сорвался со стула.
— О, боже мой! — Подлинная боль прозвучала в голосе профессора. — Я почти ничего не знаю о сыне. Он погиб четыре месяца назад на Восточном фронте. Я до сих пор не могу поверить в его смерть. Он жив? Прошу вас, говорите же быстрее, он жив?
— Да, он жив, — сказал Клос. — Он в плену.
Глясс опустился на стул. Закрыл лицо руками, потом вытер платком глаза.
— Это правда? — спросил он дрожащим голосом. — Откуда эти сведения?
— Такие вопросы излишни. Полагаю, что вы понимаете это, господин профессор?
— Да, конечно, понимаю, — тихо, почти шепотом сказал Глясс.
— И если вы, господин Глясс, попытаетесь кому-либо рассказать об этом, то…
— Я все понял! — торопливо перебил Глясс Клоса.
— Война — это суровая действительность, профессор, — медленно проговорил Клос. — Вы же выпускаете на заводе не детские игрушки, а устройства для ракет, которые уже падают на Лондон.